Союз Сталина. Политэкономия истории

В 1929 г. Троцкий отмечал, что оппозиция (в лице Преображенского, Радека и Смилги) «предполагает наличие внутри партии таких могущественных термидорианских сил, которых надо бояться!»[2007] Признаки этих сил, по словам бежавшего из Советской России в 1930-м году дипломата С. Дмитриевского, проявлялись в том, что «люди, которые вначале искренне считали себя только коммунистами, стали сейчас национал-коммунистами, а многие из них стоят уже на пороге чистого русского национализма»[2008].

К подобным выводам приходили многие невозвращенцы сталинской эпохи: «Сталин изменил делу революции», — утверждал один из бывших руководящих деятелей ОГПУ-НКВД А. Орлов, — С горечью следили эти люди за торжествующей реакцией, уничтожавшей одно завоевание революции за другим»[2009]; в СССР теперь осуществляют «ликвидацию революционного интернационализма, — подтверждал другой невозвращенец В. Кривицкий, — большевизма, учения Ленина и всего дела Октябрьской революции»; в СССР произошел «контрреволюционный переворот», — утверждали независимо друг от друга А. Бармин и бывший сотрудник НКВД И. Рейсе, «каины рабочего класса… уничтожают дело революции»[2010]. Россия, констатировал в 1932 г. Дмитриевский, «постепенно все основательнее стряхивает с себя назойливую муху марксизма — и все дальше идет по пути к национальному строю. Победа Сталина была первой ступенью на этом пути, поскольку она сломала хребет основным силам боевого марксизма в нашей стране»[2011].

Однако до конца 1934 г. системного террора, к внутрипартийной оппозиции, не существовало. Например, Бухарин после опалы, в феврале 1934 г., по предложению Сталина был назначен ответственным редактором второй по значимости в стране газеты‐официоза «Известия». Ситуация коренным образом изменилась только после убийства 1 декабря С. Кирова. В убийстве, согласно передовице «Правды», обвинялись: «гнусные, коварные агенты классового врага, подлые подонки бывшей зиновьевской антипартийной группы вырвали из наших рядов тов. Кирова»[2012].

Первые провозвестники террора проявились именно в небывалых по масштабам репрессиях, последовавших за убийством Кирова, которые стали своеобразным Рубиконом. Сталин объяснял причину этих репрессий 4 мая 1935 г., на приеме в Кремле в честь выпускников военных академий: «эти товарищи не всегда ограничивались критикой и пассивным сопротивлением. Они угрожали нам поднятием восстания в партии против Центрального комитета. Более того, они угрожали кое‐кому из нас пулями. Видимо, они рассчитывали запугать нас и заставить нас свернуть с ленинского пути…»[2013].

Однако никаких доказательств существования заговора следствие не нашло. «Нам, — указывал на этот факт возглавлявший следствие Агранов, — не удалось доказать, что «московский центр» знал о подготовке террористического акта против тов. Кирова»[2014]. «Доказательств прямого участия Зиновьева, Каменева, Троцкого в организации этого убийства следствию добыть не удалось…, — подтверждал Н. Ежов, — Равно не было доказано и то, что в убийстве Кирова принимали участие троцкисты»[2015]. Мало того, следствие показало, что арестованные за последние три месяца троцкисты ранее не вызывали никаких «прямых подозрений в том, что они могут вести… контрреволюционную работу»[2016].

Но все же «были ли объективные предпосылки или хотя бы теоретическая возможность существования заговора против Сталина и его группы? — задается вопросом историк Ю. Жуков, — Ответ на этот вопрос может быть только положительным»[2017]. Действительно, проведение радикальных реформ, в столь жестких формах, как коллективизация и индустриализация, не могло не породить, в тех слоях общества, которые они задевали с наибольшей силой, столь же радикального и глубокого отрицания.

Это отрицание приводило к формированию разнообразной и диаметрально противоположной по интересам и убеждениям, разрозненной оппозиционной среды, в которой одни выступали за мировую революцию, другие за продолжения нэпа, третьи за «рабочую партию», четвертые за «демократический централизм», бюрократия в свою очередь вырождалась в некий вид номенклатурной аристократии и т. д. Распространение и усиление этих настроений было страшнее любого заговора, поскольку не только подрывало концентрацию направляющей воли, но и раскалывало общество изнутри.