Союз Верных — Остгренц (СИ)

Дверь приотворилась, высунувшаяся оттуда рука схватила меня за плечо и одним движением зашвырнула внутрь. Через мгновение дверь снова захлопнулась.

В старом винном погребе было совсем темно, но я почувствовал, что меня со всех сторон обступили люди.

— Он действительно похож на нашего лекаря, — произнёс кто-то, предварительно пройдясь пальцами по моему лицу. — Рассказывай, что там происходит.

Не вдаваясь в подробности, я поведал им об обыске, учинённом вооружёнными людьми в приюте, и о том, что лежачих раненых вынесли из больницы. Сразу же со всех сторон посыпались вопросы:

— Что эти ублюдки с ними сделали?

— Точная численность неприятеля?

— Кто там командует?

Я начал с ответа на последний вопрос:

— Их двое. Мне известно только одно имя — барон Арман. Второй не назвался. Сказал только, что в последнем сражении командовал конницей на правом фланге. У него сбит герб с доспехов.

— Жив, значит, сукин сын… — сказал, словно сплюнул, человек справа от меня и, не найдя подходящих слов, глухо зарычал. — У многих в этой комнате есть с ним личные счёты.

Его поддержали другие:

— Что ещё ожидать от убийцы собственного брата!

— Командовал конницей. Нашёл, чем гордиться! Бездарно положил там всех своих людей и сам еле ноги унёс.

— Потому и отправил его Герберт начальником конвойной команды. На это большого ума не надо!

— Не успел сказать вам самого главного!, — пришлось повысить голос, чтобы вновь завладеть их вниманием. — Они знают, что никто из вас приют не покидал, и хотят, чтобы вы сдались добровольно. Рыцарь без герба обещал, что всем бунтовщикам сохранят жизнь.

— Ни чести, ни совести у этого ренегата нет.

— Ни одному его обещанию верить нельзя!

— Запомни, мальчик, — назидательно произнёс кто-то, — мы не бунтовщики. Герберт не имеет никаких прав на титул, который присвоил. Мы подняли восстание против его тирании, но потерпели поражение. Можешь называть нас повстанцами, но никак не бунтовщиками.

— Мне ещё было велено передать, что, если никто из вас не выйдет до того, как малый колокол прозвонит ещё раз, то… — я замолчал, вспомнив, что рыцарь без герба никаких угроз так и не озвучил.

— То что?, — немедленно откликнулся один из повстанцев. — Они обидятся и уйдут?

Следом раздался одобрительный смех.

— А вот пусть попробует нас отсюда выгнать!

— Мы уж постараемся продать свои жизни подороже!

На моё плечо легла невидимая в темноте рука, другая рука подтолкнула в сторону двери:

— Ступай, парень. Передай этому презренному червю, что мы готовы драться. Если понадобиться, то в ход пойдут зубы, чтобы сомкнуть их на вражеских глотках.

Я вышел из пропахшего плесенью и прокисшим вином погреба, понимая, что говорил с эти храбрыми людьми в последний раз. Они предпочли смерть в драке позорному пленению и теперь готовились встретить врага лицом к лицу.

"Им суждено умереть в тёмном сыром подвале, куда даже солнце не заглядывает", — подумал я и взглянул вверх, где в открытом люке виднелся кусочек синего неба и часть диска перевалившего за полдень солнца. Наверное, впервые со дня гибели Скай я так пристально смотрел на небо, отсюда из подвала, казавшееся невероятно далёким. Внезапно, моё внимание привлекло движение на краю люка. На фоне облаков мелькнула быстрая тень, и в следующее мгновение вниз полетел какой-то предмет. С глухим стуком он ударился о лестницу, отскочил в стену и, прокатившись по нижним ступеням, остановился у моих ног.

Из всех воспоминаний, это до сих пор кажется наиболее ужасным. Долгое время оно преследовало меня даже во сне. Солнечный луч пробился сквозь облака и высветил лежавшую на земляном полу отрубленную человеческую голову.

* * *

Вышедшим из приюта повстанцам солдаты из конвойной команды сразу же связывали руки и определяли в колонну по двое.

— О! Вижу, что моя весточка попала по назначению. Вы сделали правильный выбор, решив присоединиться к нашей компании, — произнёс рыцарь без герба, оглядывая покинувших винный погреб людей, —  как и было обещано, сохраню ваши никчёмные жизни.

— Расскажи об этом Рикерту!, — крикнул один из раненых. — Или ему ты ничего не обещал?

— Молчать, морды арестантские!, — рявкнул барон Арман и прошёлся вдоль строя пленных, лично проверяя крепость узлов на связывавших их руки верёвках. — Какая разница, когда было подыхать вашему Рикерту? Он всё равно был плох, и не перенёс бы дороги до Энгельбрука.

Рыцарь без герба подошёл к бледному отцу Готтарду:

— Возвращаясь к нашему спору об искусстве дипломатии, святой отец, хотел бы добавить, что слово далеко не самый сильный аргумент. Поступки гораздо убедительнее. Вы согласны?

Священник бросил взгляд туда, где лежало на траве обезглавленное тело, и пробормотал в ответ:

— Какая же это дипломатия…

— Очень эффективная, как вы смогли убедиться. Надо отдать должное сообразительности бунтовщиков. Они поняли, что дальнейшее промедление будет стоить жизни ещё кому-нибудь из их товарищей.

— Вы задумывались о том, что скажете Несотворённому Отцу, когда ваша душа покинет бренное тело?, — внезапно спросил священник. — Чем оправдаете совершённые злодеяния?

Рыцарь без герба перестал улыбаться: