За время путешествия я неплохо изучил повадки Армана и пришёл к выводу, что в его крошечных мозгах с трудом могут ужиться две взаимоисключающие друг друга идеи. С его стороны требовалось невероятное усилие мысли, чтобы совместить в своей голове какие-либо понятия. Совсем иное дело рыцарь без герба. Понаблюдав немного за ним, я выяснил, что формально конвойной командой командовал барон, но стоило рыцарю высказать своё мнение, как Арман немедленно с ним соглашался и отдавал соответствующий приказ. Что характерно, рыцарь без герба своим правом не злоупотреблял и не особо вмешивался в руководство конвойной командой.
Людей, которых воины герцога Герберта забрали из приюта, отпустили после того, как все раненые были погружены на подводы. Задержались только Клаус и Генри. Клаус не захотел бросать меня одного и, недолго думая, присвоил себе должность помощника лекаря. Генри оставил при себе сам Арман, и теперь парень помогал дородному барону спешиваться, а также подставлял спину, чтобы тот мог сесть в седло.
Пятнадцатое по счёту утро со дня выезда из Остгренца мы встретили в пределах прямой видимости Энгельбрука. Признаться, мне очень хотелось увидеть свой родной город, о котором имел представление только со слов родителей. Меня ждало некоторое разочарование, потому что столица Западных земель мало походила на прекрасный город, о котором любила вспоминать мама. Энгельбрук переживал один их самых продолжительных периодов упадка в своей истории. Не разрушенные хотя бы частично здания можно было сосчитать по пальцам, оборонительный ров вокруг крепостной стены превратился в смрадное болото.
Энгельбрук стал слишком небезопасным местом, и его покинули большинство ремесленных цехов, а оставшиеся торговцы обстряпывали свои тёмные делишки и в купеческие гильдии объединяться не желали. Раздробленность, разобщённость и разногласия — вот основные проблемы, которые стояли перед населением Энгельбрука. Фактически, город был разделён на несколько районов, не имевших единого руководства. Войска герцога Герберта заняли дворец Мост Ангелов и его окрестности, не успев навести порядок в остальных городских кварталах.
Пленных повстанцев препроводили на Ратушную площадь, где, как обещал рыцарь без герба, и должен состояться суд. По всему периметру площадь окружали солдаты, за спинами которых были видны пришедшие поглазеть жители города. Моё внимание привлекла отдельно стоявшая группа, которую, составляли хорошо одетые женщины. Стоявшие в первом ряду пленники сразу же заметили их и, насколько могли позволить связанные руки, стали подавать знаки, а находившиеся в задних рядах, выкрикивали свои имена. Женщины принялись махать руками, каждая пыталась что-то прокричать, но ничего понять было невозможно, звуки слились в звенящий высокими нотами гомон.
Находившийся неподалёку от меня повстанец ухитрился освободиться от верёвки и теперь вскинул обе руки над головами своих товарищей.
— Хвала Богам, она жива, — сказал он дрогнувшим голосом, — я уже не надеялся на встречу. Пусть, даже такую.
— Про кого вы говорите?, — спросил я, догадываясь, что по ту сторону оцепления стоят не случайные зеваки.
Повстанец обернулся, и показалось, что на его глазах блеснули слёзы.
— Моя жена. Видите тех людей? Среди них жёны, невесты и другие родственники моих соратников.
— Опустите руки, — прошептал я, заметив, что к нам уже направляется кто-то из конвоиров.
— Нет, — отказался повстанец и засмеялся радостным смехом. — Видите, как она машет мне в ответ? Мне наплевать, что сейчас сделает этот ублюдок. Главное, что мы с ней можем пообщаться, хотя бы так…
Конвоир молча врезал древком копья по рукам пленного, заорав на остальных:
— Прекратить галдёж! Живо захлопнули пасти!
Его никто не стал слушать, и тогда вперёд выехал рыцарь без герба. Он привстал на стременах и зычно крикнул:
— Если сейчас же не наступит тишина, то судебное заседание будет перенесено в Ратушу, и уже без зрителей! Всем понятно?
Эти слова возымели действие на повстанцев, и они замолчали, но все взгляды были прикованы к тому краю площади, где над толпой, словно стайка птиц, мелькали руки их женщин. Тем временем на площади появились несколько важных господ в смешных длинных одеяниях, которые один из повстанцев назвал судейскими мантиями. Возглавлял процессию сурового вида старик с толстой книгой в руках. Это оказался председатель суда, принявшийся приводить к присяге остальных членов судебной коллегии. Всё это мне объяснял тот самый повстанец, получивший удар по рукам древком копья.
— Я очень удивлён, что Герберт решил соблюсти все формальности, — сказал он, потирая ушибленное предплечье, — даже повелел собрать коллегию шеффенов. Судя по возрасту, их избирали ещё до моего рождения. Я-то думал, что нам просто перережут глотки, а тут настоящее судебное заседание.
— Может быть, вас всех помилуют?, — предположил я.
Повстанец удивлённо на меня посмотрел и засмеялся так, будто услышал необычайно смешную историю.