Сохрани мой секрет

Я не чувствую радости от мысли, что у Софи могут быть большие проблемы, и на автомате переключаюсь на фиксерский внутренний настрой. Может, Софи стоит сознаться на ученическом совете в том, что она сделала? Или… может, вдруг Гарри сможет ей как-нибудь помочь. Отличная, кстати, идея. Почему я об этом раньше не подумала? Я уверена, что Гарри сможет что-нибудь придумать….

Но потом эту внутреннюю дискуссию прерывает суровый внутренний голос. «НИКОМУ НЕ ПОМОГАЙ, – говорит этот внутренний голос. – В ОСОБЕННОСТИ СОФИ». Верно. Я уже пыталась ей помочь, после чего она со мной очень плохо обошлась. Так что, Софи, выкручивайся сама как умеешь.

Я прощаюсь и иду к остановке автобуса. Я рада, что Иззи уже не надо скрывать, как она одета, хотя в глубине души была бы не против, если бы у нее был повод заглядывать ко мне домой и потом вместе со мной садиться в автобус. Меня наказали – отняли телефон, отчитали и устроили на неделю комендантский час. Я не представляю, как наказали ее после того, как она вернулась домой в таком виде, словно по ней газонокосилка проехала.

Я забираюсь в автобус и сажусь в третьем ряду. На своей остановке входит Иззи. Она в джинсах, футболке, бейсболке, и на ее лице широкая улыбка. Она останавливается в начале прохода, снимает бейсболку, и весь автобус буквально сходит с ума. Она совершенно лысая. Ну не совсем лысая, но волосы на ее голове не длиннее одного сантиметра. Она наклоняет голову и дает всем желающим ее погладить. Дойдя до меня, она садится рядом.

– Привет. Извини, что испортила прическу, которую ты сделала.

– Что сказала бабушка?

– Ну, ее чуть кондрашка не хватила. Она пару часов на меня орала. До ее отъезда папа меня наказал. Эшли заставила меня поклясться, что я куплю новые шмотки. – Она видит, что я расстроилась, и смеется. – Шмотки в моем стиле. Типа новые джинсы и майки.

– Так что, все в порядке?

– Ну да. Бабушка вычеркнет меня из завещания, и в этом году я, скорее всего, не получу от нее на день рождения открытку, в которую вложено двадцать долларов. В общем, бабушка рвет и мечет, но она завтра уезжает. – Иззи проводит рукой по голове. – Извини, что тебе из-за меня досталось. Что сказал твой папа?

Я в двух словах описываю ей суть трехчасовой лекции.

– Он отберет мой телефон на выходные, – говорю я потом.

– Это фигово. – Иззи встает и собирается идти к своим приятелям, сидящим в дальнем конце автобуса. – Ты, кстати, пойдешь в субботу на танцы?

– Скорее всего, нет.

– Почему? Приходи! – Она бьет меня в бицепс и уходит в конец автобуса, чтобы дать возможность своим друзьям недоумкам погладить ее по коротко стриженной голове. – Увидимся.

Софи я не вижу до начала занятий. Наверное, она решила схитрить и сделать вид, что заболела. В этом случае ей придется отдавать деньги в понедельник. Я замечаю ее на второй перемене, перед уроком английского. Она улыбается, но вид у нее такой, будто она может в любую секунду лишиться чувств. Дезире и Ханна болтают с ней, совершенно не замечая ее состояния. Я понимаю, что я сейчас единственный человек, который знает, как Софи на самом деле себя чувствует.

Во время занятия я часто на нее поглядываю. Сегодня учитель мистер Круэ рассказывает нам про апостроф и использование буквы S для обозначения притяжательного падежа в английском (например, во фразе «This is Sophie's problem»[10]). Точно так же апостроф в английском используется и для сокращения глагола is (как, например, во фразе: «Sophie's in a world of trouble»[11]).

Во время урока у меня в голове как будто загорается лампочка. Что ни говори, а я все-таки хороший фиксер. Урок подходит к концу, мистер Круэ чуть ли не рвет на своей голове волосы, потому что Оливия Курцвейл снова и снова спрашивает его, придает ли использование апострофа словам множественное число. Пока все это происходит, у меня рождается план того, что́ Софи должна сказать членам ученического совета.

Она должна сказать им правду.