Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник)

Итальянский язык ОМ в это время только начал изучать; в стихах о нем – обостренное ощущение фонетики (как и в «Разговоре о Данте») и горькое сознание, что многое из смысла еще ускользает. Об этом – стих. «Не искушай чужих наречий, но постарайся их забыть…», где стекло зубами укусить значит: недопонятые речи чужого языка останутся не пищей (не вином?) для души, а лишь зрелищем, скрытым за витриной (за стеклом бокала?); наше восхищение этой поэзией беззаконно, прекрасное на слух может оказаться чудовищным на деле: чешуя из глаз – образ из Апокалипсиса, 4, 6 и мифа об Аргусе. Тот же образ недостижимой пищи духовной обозначен уксусной губкой, протянутой Христу на кресте (Мф. 27. 48). Об этом же – четырехстишие «Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг…», отколовшееся от стих. «Ариост» (прелестные двойчатки – рифмы, солено-сладкий – реминисценция из мандельштамовского перевода 164 сонета Петрарки). Ариост – такая же мечта о братстве народов, как и «К немецкой речи» (и мы там пили мед – из Пушкина, подражавшего поэтике Ариосто в «Руслане и Людмиле»). Л. Ариосто из Феррары (1474–1533) – автор исполинской поэмы «Неистовый Орланд» со многими сюжетными нитями, каждый раз обрываемыми на самом интересном месте. Перечисленье рыб – песнь 6, волшебница Альцина чарами заманивает к берегу рыб; дева на скале – песнь 11, красавица Олимпия, нагая, распята на приморской скале в жертву чудовищу, но освобождена Орландом (ассоциация со стих. Пушкина «Буря», «Ты видел деву на скале… ‹с› ее летучим покрывалом»). Власть отвратительна, как руки брадобрея, – реминисценция из сонета Рембо в переводе Б. Лившица. Стихотворение, написанное в Старом Крыму в 1933 г., потом было забыто и восстановлено с изменениями по памяти в Воронеже в 1935 г. (см. далее). Более ранние стихи ОМ на итальянские темы, «Увы, растаяла свеча…» и «Вы помните, как бегуны…» первоначально составляли одно стихотворение «Новеллино» (по названию старейшего итальянского сборника новелл): первое из них рисует образы персонажей Боккаччо и других новеллистов, второе – встречу Данте с Брунетто Латини («Ад», XV), обреченным бегать по кругу, как на веронских соревнованиях за отрез зеленого сукна (ср. «Разговор о Данте», 2). Самые же поздние «итальянские» стихи ОМ – переводы из Петрарки [с. 148–149], три сонета на смерть и один на жизнь мадонны Лауры, №№ 301, 311, 164, 319; первые строки подлинников выписаны в виде эпиграфов. Концовка сонета 164 отделилась в самостоятельное шестистишие «Как из одной высокогорной щели…» – полужестка, полусладка, тема колеблющегося отношения к миру была для ОМ важна. ОМ тщательно сохраняет ритм (перебои ударений, разрушающие привычный русскому читателю ямб) и синтаксис подлинника (громоздкие, обычно упрощаемые периоды), но решительно меняет его стиль: вместо образов изящных и нежных вводит нарочито резкие, в духе собственной поэтики этих лет. Такие слова, как шепоты каленые, тропинки промуравленные, трещины земли, незыблемое зыблется…, как сокол после мыта (линьки), щекочет и муравит, деревенское молчанье плавит, силки и сети ставит, о радужная оболочка страха! люлька праха, ресничного взмаха, покой лебяжий, с горящей пряжей, вода разноречива, сверхобычно, косящий бег, в горсть зажал пепел наслаждений, к земле бескостной, очаг лазури, клубится складок буря и т. п., целиком принадлежат переводчику.