Сохранить

Словно это какая-то анкета для сайта знакомств, или что-то вроде того.

Занимался ли он коллекционированием? Как зовут его друзей? Как он учился в школе?

– Извините, – перебиваю я, – разве все эти данные настолько важны?

Он поднимает на меня взгляд и спокойным тихим ровным голосом говорит:

– Несомненно, вы даже не представляете, насколько важны.

– У вас же есть эти данные, разве нет?

Он кивает.

– Тогда зачем вам всё это?

– Всё это, – говорит он, – в первую очередь для вас, – улыбается человек.

– Зачем?

– Помочь вам вспомнить всё то, о чём вы совсем могли забыть или даже не задумывались об этом.

Онемение.

Смотри также: неловкость.

Смотри также: стыд.

Смотри также: осознание собственного ничтожества и презрение к самому себе.

Это жизнь, из которой убрали столь важные для тебя моменты, оставив лишь анкету с вопросами и ответами.

Я совсем не помню, каким был мой отец, и не знаю ничего о его жизни.

– Мы расскажем вам всё, если вы захотите, после процедуры, а пока если вы не против, мы продолжим. Осталось совсем немного, уверяю вас.

Он спрашивает, красил ли мой отец когда-нибудь волосы на голове.

Убегал ли он когда-нибудь из дома.

– Есть ли у вас от него какие-нибудь секреты?

– Секреты? – уточняю я, – нет, никаких.

И человек продолжает.

Глава 15

Большой белоснежный зал с кучей людей в таких же белоснежных халатах. Это не просто тусклый белый цвет, это ослепительно яркий, обжигающий белый. Мне приходится зажмуриться, когда я захожу в зал, чтобы глаза немного привыкли. Через пару секунд я начинаю различать предметы, которыми заполнен кабинет и силуэты людей. Они все столпились возле аппаратуры, и когда я зашёл, они, словно по команде, обернулись, посмотрели на меня, кивнули и продолжили заниматься работой. Я осматриваю помещение и замечаю стеклянную стену, ведущую в отдельную комнату. Я подхожу к ней и вижу отца, лежащего на кровати. Он живой в самом широком понимании этого слова, в отличие от всех этих пластиковых людей вокруг. Он обставлен аппаратурой, а всё его тело облепляют белые шарики, трубки и провода. Он замечает меня, я машу ему рукой, он машет мне в ответ.

Я спрашиваю у одного из людей в белом халате, можно ли зайти к нему, он мне кивает, а я ловлю себя на мысли, что халат им нужен лишь для того, чтобы отличаться от остальных людей в городе.

Предвзятое отношение.

Смотри также: судить по внешнему виду.

Смотри также: дискриминация по одежде.

Красная форма пожарного. Белый халат врача. Серая форма с нашивкой «К».

Я аккуратно захожу, словно отец спит, а я боюсь его разбудить. Я чувствую себя так, словно мне не больше ста лет. Словно мне десять, и я только пришёл со школы домой, в то время, как отец отсыпается после ночной смены.

– Привет, пап, – шёпотом говорю я.

– Эф, это ты? Привет, сынок, – он слегка озирается по сторонам, – а Эл с тобой?

– Совсем скоро ты его увидишь, папа. Осталось чуть-чуть.

Голос из-за стекла говорит:

– Начинаем через пять минуты.

Я киваю.

– А где мы?

– Мы в Хранилище, папа. Через пять минут ты, наконец, обретёшь бессмертие. Ты рад?

– Наверное, – он задумывается на секунду, молча смотрит на меня, – а Эл когда придёт? Я по нему очень соскучился.

Слёзы уже у меня в горле, и вот-вот выступят через глаза.

– Осталось совсем немного, правда.

– Мне приснился чудесный сон, сынок, – говорит он с довольной улыбкой.

– Да? Интересно, какой? Ты давно мне про сны не рассказывал.

– Лежу я точно так же, как и сейчас, – он облизывает тонкие сухие бледные губы, его глаза бегают по потолку, словно он видит что-то прямо сейчас и описывает это мне, – значит, сплю я в своей кровати, слышу твой голос, открываю глаза, вижу тебя, а с тобой рядом малыш Эл. Я так обрадовался. Думаю, наконец, решил проведать своего старика. Ещё лежу и удивляюсь, столько ж времени прошло, а он ну ни капельки не изменился.

Я улыбаюсь, и спрашиваю:

– Ты помнишь, как он выглядел?

– Разумеется. Кучерявенький такой. А глаза-то, какие у него были, точно в мать глаза. Огромные голубые. Ямочки на щёчках. Курносый такой. Волосы словно пшеница золотые, точно весь в маму красавец.

– Четыре минуты, – говорит голос из-за стекла.

– У него одно ухо слегка оттопырено, и он всегда из-за этого переживал, – продолжает отец, улыбаясь, – и на губе нижней шрам. Упал ещё малышом с качелей, а шрам остался, как напоминание, что нечего одному по качелям лазать.

Мальчик стоит передо мной в бесконечном коридоре. Точная копия того, что описывает отец. Кучерявый, голубоглазый, с оттопыренным ухом и шрамом на нижней губе.

Что происходит? Это ты, Эл?

Мальчик не отвечает.

– Осталось три минуты.

Существовал ли человек, если ты его не помнишь?

– Папа?

– А? – он оборачивается на меня, – Привет, сынок. Как твои дела?

– Что ты ещё помнишь про Эла?

– Эл? Мой малыш. Где он? Я скоро его увижу?

– Скоро. Скоро. Скажи мне, что ты про него ещё помнишь?

– Волосы у него как пшеница

– Нет, папа, что-нибудь ещё кроме внешности…

– Я всё помню. Помню, как он прибежал с тобой весь промокший под дождём. Он рассказывал, что он в лужу глубокую упал, и что его спас.