Сокол, № 1, 1991

До сих пор речь шла о женских образах, созданных советскими фантастами-мужчинами. А что же писательницы? Их пока очень мало. В наш перечень войдут почти все они, публиковавшиеся в 50—80-е годы: А. Громова, О. Ларионова, В. Журавлева, Н. Соколова, Л. Обухова, Т. Гнедина, С. Ягупова, 3. Туманова, М. Чудакова, Г. Панизовская, Е. Грушко, Л. Синицына, Л. Лукина (с Е. Лукиным), А. Севастьянова, Т. Олейникова, Н. Никитайская, Д. Трускиновская, Л. Козинец, Т. Пленникова, X. Ребане. Их произведения зачастую оригинальны по мысли и форме. Например, два неожиданных аспекта темы путешествия во времени являют нам «Леопард с вершины Килиманджаро» (1965) О. Ларионовой, где людям становятся доступны сведения о дне их смерти, и «Пространство жизни» (1979) М. Чудаковой — о сокращающемся пространстве вокруг вечно блуждающего по времени героя. Эмпатия становится одной из главных сил, связующих жизненный опыт читателя с остро и зримо переданным миром чувств и переживаний героев «Мы одной крови — ты и я!» (1967) А. Громовой, «Захвати с собой улыбку на дорогу» (1965) и «Осторожно: волшебное» (1983) Н. Соколовой. Однако глубина и масштабность подхода Ефремова к изображению женщины будущего пока лишь дополняется в их произведениях отдельными новыми штрихами.

Среди произведений наших писательниц выделяется книга «Снежный мост над пропастью» (1971) В. Журавлевой, где собраны несколько рассказов о психологе Кире Сафрай, продолжающей дело Люды Фир из романа «Туманность Андромеды» Ефремова. Обе они работают в области флюктуативной психологии искусства, зачинателем которой и является ефремовская героиня. Флюктуативная психология — это пока не существующая наука, предполагающая изучение массовых исторических изменений в психологии людей. О достижениях Люды Фир так говорится в романе Ефремова: «Именно ей удалось научно доказать разницу эмоционального восприятия у женщин и у мужчин, раскрыв ту область, которая много веков существовала как полумистическое подсознание. Но доказать, в понятии современности, — меньшая часть дела. Люде Фир удалось больше: наметить главные цепи чувственных восприятий, благодаря чему стало возможным добиваться соответствия их у разных полов».

Кира Сафрай сумела развить у отстающей подруги-одноклассницы ультрафантазию. Настя, вначале перебивавшаяся с двойки на тройку, постепенно научилась мастерски вживаться «в образ» любой математической задачи и находила нетривиальные пути ее решения. Интересно, что Кира применяла тот же метод, который эмпирическим путем находят сегодня поборницы научно-технического образования женщин: аппеляция к метафорическому, образному постижению излагаемых проблем должна привести к более многостороннему познанию изучаемых вопросов и умению ярко излагать свои идеи.[5]

В рассказе «Мы пойдем мимо — и дальше» у Журавлевой представлено море как олицетворение неукротимости научного поиска. Героиня размышляет о причинах необычайной притягательности для нее моря. «Мне часто снится морской прибой: из темноты возникают упругие бугры волн, поднимаются высоко-высоко и беззвучно разбиваются о желтые скалы. Вершины скал где-то на самом небе, туда не дотянуться, и разбитые волны стекают серыми от пены потоками, уползают в темно-синюю мглу и снова возвращаются, Я, стараясь разглядеть, откуда приходят волны, просыпаюсь и знаю, что в следующий раз упрямые волны опять пойдут на скалы…»

Также неостановим теперь и поиск женщиной выхода из разного рода жизненных тупиков — невзирая, возможно, на всеобщую уверенность, что путь, по которому она идет, вряд ли обещает ей награду, но, обремененная множеством жизненных обязанностей, она не желает больше сгибаться под грузом накопившихся стереотипов о поведении, долженствующем женщине.

* * *

За рубежом, в США, первые научно-фантастические журналы «Эмейзинг сториз» и «Эстаундинг сайенс фикшн» появились в 20-е годы. В них стали публиковаться произведения англо-американской современной научной фантастики. Эти журналы познакомили читателей с произведениями теперешней «старой гвардии» фантастов — Р. Хайнлайна, Дж. Уильямсона, А. Азимова, Р. Брэдбери. В серии Э. Р. Бэрроуза о Нике Картере[6] тоже есть своя принцесса Марса, но совсем непохожая на Аэлиту. В зарубежной литературе тех лет женщинам не отводилось действенной роли в грядущей эпохе торжествующего прогресса науки и техники, поэтому в 30—40-е годы в обрисовке женских образов сложились две отчетливые линии, согласно которым все особы женского пола были в произведениях либо дочерьми профессоров, либо прекрасными принцессами с далеких планет. Первые служили в качестве бессловесного партнера, которому ученый излагал свои гениальные идеи. За вторых же, красавиц-принцесс, сражались супермены из романов Бэрроуза и множества «космических опер».