Сокол

Акробатки оказались рабынями. Принадлежали они тому самому старику, что играл на бубне, как и другой раб — юноша-флейтист, неравнодушный к одной из девчонок — Заире. У другой, Таты, тоже имелся поклонник, какой-то молодой человек из местных, Бате пока не удалось выяснить, что это за тип, впрочем, сейчас были новости и поважнее.

— Какие-то смазливые юноши не так давно подходили к старику Зареме, — негромко продолжал Бата. — Настойчиво просили продать акробаток. Старик им тогда отказал. А через два дня выяснилось, что он много чего и кому должен! И, чтобы расплатиться, нужно продавать девчонок — другого выхода нет. Табулай сильно переживает.

— Кто такой Табулай?

— Тот парень, флейтист, что влюблен в Заиру.

— А про второго поклонника, значит, ты не узнал?

— Не успел, господин. Завтра узнаю все!

— Завтра, завтра, — заваливаясь на ложе, буркнул Максим. — Завтра акробаток, может быть, уже купят. Так куда же купец девает девок?! А что его мальчики? Что говорят?

— Они почти не выходят из его усадьбы, мой господин!

— Почти?

— И вообще ни с кем не разговаривают.

— Не хотят?

— Думаю, им запрещает хозяин.

— Хорошо. — Фараон задумчиво почесал недавно отпущенную бородку. — А ведь с ними неплохо бы хорошенько потолковать. Да что там неплохо — нужно! Вот что, Бата, где ты, говоришь, живет этот любитель мальчиков?

— Совсем недалеко от той площади, где выступали акробатки.

— Ага… Значит — и старая каменоломня там рядом! Славно, славно… Вот что, Бата, завтра пойдем туда вместе. То есть не вместе. Сначала — ты, потом — я. Встретимся на площади акробаток.

Бата ушел рано, едва рассвело, Максим же, наскоро умывшись, надел парадную набедренную повязку и, тщательно подведя веки зеленой краской, отправился к амбарам.

— Ого! — завидев его, еще издали округлил глаза Пиатохи. — Ты что, жениться собрался? А ведь вроде женат…

— Я отправил свою жену на заработки, ты же знаешь.

— Странный обычай!

— В Черной земле в трудные времена так делают многие. Даже правители. Но она из хорошей семьи, моя жена. Не хотелось бы терять такую супругу. За тем и пришел.

— Зачем? За женой своей? — Кладовщик недоуменно похлопал глазами. — Так ее здесь нету.

— Не за женой, — оглянувшись, терпеливо пояснил Макс. — Она, видишь ли, у меня очень ревнивая и спелась с моим младшим братцем, ты его знаешь, Батой. Подговорила присматривать за мной в ее отсутствие.

— Вот это братец! — громко расхохотался Пиатохи. — Клянусь Баалом, был бы у меня такой — я бы его убил!

— А тут познакомился с одной девой… красивой и стройной, как кипарис.

— Ого!

— Воспылала ко мне любовью… Но она — замужняя дама…

— Понял, понял, понял, — ухмыляясь, кладовщик замахал руками. — Тебе нужно место… гм… для интимных встреч?

— Именно так, дружище Пиатохи, да будут благоволить тебе все боги Дельты!

— Мм… могу уступить на время амбар… Но только тут людно, сам знаешь.

— Знаю. Амбар не подойдет, — Максим резко понизил голос. — А вот та старая каменоломня, помнишь?

— Да, я уже послал туда своих людей — сделать ворота. — Кладовщик снова расхохотался и хлопнул собеседника по плечу. — А вообще — там неплохое местечко. Вот только ложа нет!

— Придется уж взять с собой верблюжью кошму…

— Кошму, говоришь? Ай Джедеф, ай распутник! Лихой ты парень, как я посмотрю, — до чужих жен жадный! Ладно, удачи… Я скажу своим, чтобы не мельтешили.

Акробатки все так же кувыркались на площади. И все так же стучал в свой бубен старик, и флейтист с грустными глазами тянул свою унылую песню.

— Где они живут, ты узнал? — Максим обернулся к Бате.

— Да, господин. Здесь недалеко, в царском доходном доме.

— Здесь все доходные дома — царские.

Им повезло, двое слуг (или не только слуг, гм…) купца Сетиур-ка-птаха вышли из ворот усадьбы примерно через час после того, как Макс и Бата заняли наблюдательную позицию за кустами. Слуги, женственно-красивые юноши, несли с собой большую пустую корзину, как видно оправились на рынок.

Такую удачу никак нельзя было упускать. Максим посмотрел на Бату, прошептал кое-что, и они оба, немного выждав, выбрались из кустов и пошли следом за парнями. В небе, густо-голубом небе Дельты, ярко светило солнце. На улице, в пыли, громко крича, дрались из-за куска тухлой рыбины помоечницы-чайки. Вконец обленившийся ветер едва шевелил листья кустарников и деревьев, ничуточки не освежая густой и застоявшийся от жары воздух. Впрочем, здесь мало кто обращал внимание на жару — привыкли.

Как и предполагалось, слуги Сетиур-ка-птаха свернули к рынку — несмотря на осаду, людному, крикливому, полному разных вкуснющих и не очень запахов. Чем тут только не торговали, несмотря на кризис… тьфу-ты — на осаду. Ну, рыба — это понятно, сейчас, в половодье, ее можно было хоть прямо с городских стен ловить, с некоторых их участков. Кроме рыбы еще торговли остатками зерна — полбой и всем таким прочим, пахучей зеленью, дичью: утками, иволгами, журавлями и какими-то совсем уж мелкими птичками (наверное, вкусными, если бы их приготовил умелый и неравнодушный к своему делу повар).