— Девчонку? — Усеркаф наморщил лоб и неожиданно засмеялся. — Ах да. Показалось, что встретил одну танцовщицу. Властитель Ибана как раз незадолго до этого велел по возможности приглядываться ко всем молодым девушкам — как будто к ним никто не приглядывается, ха! — и если попадется девушка с вытатуированным между лопатками соколом, то нужно незамедлительно и со всей возможной любезностью и почетом доставить ее в Анхаб… или сразу в Уасет, в зависимости от того, куда та захочет.
— А имя? Как ее имя? И вообще, кто она такая?
— Танцовщица из храма Амона, я как-то видел ее в Уасете, запомнил — сам знаешь, Джедеф, на лица у меня память отличная, вот что касается имен — тут другое дело. И вот тогда, на берегу, вдруг показалось — она! Я позвал… потом подумал, что ошибся, решил проверить. И вправду ошибся. А что ты про нее спрашиваешь? Небось понравилась, да?
— Понравилась. — Юноша потупил взор. — Очень понравилась! И знаешь, командир, я очень хотел бы ее разыскать.
— Когда окончатся военные действия, думаю, ты можешь отыскать ее в Уасете, в храме Амона. — Тысячник с хохотом хлопнул Максима по плечу и, немного подумав, добавил: — Впрочем, очень может быть, что эта девчонка сейчас куда ближе, чем ты думаешь.
— Как?!
— А так! Жрецы Амона, конечно же, сейчас в войске великого царя Ка-маси! И с ними, конечно же, танцовщицы. Так что совсем скоро ты можешь встретиться со своей зазнобой! Красивая девчонка, а?
Молодой человек улыбнулся и не покривил душой:
— Да, очень красивая.
— Нелегко тебе будет сделать ее своей женой, жрецы наверняка выступят против. А они очень влиятельны, ведь Амон — самое почитаемое божество в Уасете!
— Знаю, — кивнув, махнул рукой молодой человек.
Четыре колесницы Сенмута опаздывали. Максим уже проглядел все глаза, а их все не было видно — ни марева, ни тучки пыли на горизонте. И где они, спрашивается, куда подевались? Остальные шестнадцать «танков» — как их с насмешкой именовал новоявленный командир Джедеф — в полной боевой готовности стояли на краю пустыни, в любой миг будучи готовыми, получив приказ, рвануться к реке, встать у излучины, накрывая стрелами появившуюся вражескую пехоту, вовсе ничего подобного не ждущую.
Росший по берегу высокий тростник-папирус качался желтовато-зелеными волнами под ровным дуновением северного ветра, пахло какими-то ароматными цветами и медом — этот запах сюда, на край горячих красным песков, тоже приносил ветер.
Жаркое солнце клонилось к закату, золотило изумрудные воды Великого Хапи своими прощальными лучами. В блекло-голубом быстро темнеющем небе повисли серебряный месяц и звезды. Приближался вечер, теплый и бархатно-лиловый, напоенный пряным запахом трав и прокаленным ароматом пустыни.
Максим снова — в который раз уже — взобрался на головную колесницу и всмотрелся вдаль. Ну где же они, где?
— Ничего, командир, явятся! — с улыбкой заверил Сенмут — совсем еще молодой парень, однако опытный и закаленный во многих боях воин. — Колесница — вещь сложная, всякое может случиться. Может, кто-то и перевернулся в пути — так ведь бывает, и часто. А может быть, отвалилось колесо или, да не допустит того Амон, переломилась ось. Сделают! Починят! И уверен — явятся в срок.
— Так уже срок, Сенмут! — все же волновался Макс. — Вон темнеет уже, вот-вот ночь. А что, если враги выступят в поход с темнотой? Я бы, наверное, так и сделал!
— Да что ты такое говоришь, командир?! — Сенмут изумленно посмотрел на парня. — Воевать ночью — противно богам! Нет, никто не пойдет на это!
— Ты забываешь, наши противники — хека хасут и подвластные им племена. Все они хитры и коварны… и молятся чужим жестоким богам!
— Ты прав, наверное, — подумав, со вздохом согласился колесничий. — И все же я надеюсь…
— Надеешься, что они успеют? — насмешливо хмыкнул Максим. — Ну-ну… Взгляни на это лиловое небо, на эти звезды, на эту золотую луну! Воистину я уже не надеюсь… Поднимай всех, Сенмут! Едем!
Коротко поклонившись, колесничий побежал будить спящих воинов, прилегших отдохнуть в преддверии битвы:
— Подъем! Вставайте, друзья мои! Боги зовут нас в бой!
— Что, уже? — открыв глаза, сонно потянулся Ах-маси и, встав, стряхнул с циновки песок. — Ах да, солнечную ладью уже еле видно. Что ж, приятно будет прокатиться вечером.
— Ты-то, кстати, сейчас никуда не поедешь, — усмехнулся подошедший Макс.
— Как не…
— Останешься здесь и будешь дожидаться отставших. Четыре колесницы — сила немалая. Я отправлю их немного в сторону, ближе к нашему лагерю, — пусть ждут там, так им и передай, Ах-маси, только смотри ничего не перепутай!
— Когда я что путал? — обиделся юный воин.
— Вчера! — ухмыльнулся чернокожий Каликха. — Когда рассказывал какую-то страшилку о сожженном заживо царевиче, ты перепутал Сета с Баалом!
— Ничего и не перепутал, — обиженно возразил Ах-маси. — Многие союзники хека хасут всерьез считают Сета и Баала одним и тем же богом, злобным, коварным и жестоким, алчущим кровавых человеческих жертв! Я слышал такую вещь от отца и еще от многих, что зря болтать не будут.