Сокол

С того памятного боя Макс, находящийся в «тысяче» уже на правах офицера, стал приглашаться на все военные советы, на которых в обязательном порядке присутствовали все сотники, в том числе и Ментухотеп, и Сути, добившиеся ратным трудом сего почетного звания. Присутствовал и Ах-маси — как сын правителя, и Каликха — как полномочный представитель Ибаны. Ах-маси утверждал, что чернокожий воин предан его отцу, словно верный пес, — так, похоже, и было.

Поднятый полог просторного шатра тысячника, растянутый на шестах, давал тень, в которой, усевшись кто на низенькие табуреты, а кто — на вытащенные наружу циновки, собрались все те, без кого невозможно было что-либо планировать. Здесь были заместитель Усеркафа Панхар, человек желчный, сухой и язвительный, со своими помощниками — вечно хмурым Хапиуром и щекастым крепышом Семди (Макс про себя именовал их генеральным штабом), сотники и два жреца Амона — Усермаатрамериамон и Пасер. Подошли Максим с Каликхой. А уж потом, едва они уселись, прибежал заспанный Ах-маси. Макс хмыкнул — все ж не он оказался последним.

Окинув собравшихся пристальным взором, Усеркаф начал совещание с краткого обзора прошедших военных действий, после чего, проанализировав причины некоторого замедления темпа похода, перешел наконец к истинной цели собрания:

— Войско верного хека хасут правителя Иуну находится в дне пути от нас, в оазисе Гора. Как вы помните, перебежчики, что явились к нам три дня назад, показали, что командир отряда собирается первым напасть на нас, хоть это и противоречит всей военной науке. Если ты отступаешь, так должен отступать, а не наступать.

— Воистину золотые слова! — подобострастно заметил Семди, и Усеркаф нахмурился: как большинство полевых командиров, он не очень-то жаловал лесть, предпочитая красивым словам вещи посущественнее — к примеру, пару-тройку дебенов серебра.

— Так вот, взгляните-ка сюда. — Встав, тысячник взял в руки стебель тростника и показал им начертанную прямо на песке схему.

— Вот река, — продолжал он тоном школьного учителя. — Вот, у излучины, лагерь Иуну. Как они могут на нас напасть? Двумя путями. Напрямик, по реке, — но тогда наша стража их непременно заметит; значит, остается второй путь — вдоль излучины, там есть дорога.

— Можно мне сказать, командир?

— Говори, Ментухотеп.

— Смею заметить, есть еще и третий путь — в обход, через пустыню.

— Но это же очень далеко! — усомнился Панхар. — Нет, вряд ли они пойдут в пустыню.

— И тем не менее я бы выставил там прикрытие, — упрямо сжал губы сотник. — Так, на всякий случай. Вдруг да пойдут? И еще бы обязательно устроил засаду на дороге!

Выслушав его, Усеркаф кивнул и принялся что-то задумчиво чертить на песке. Никто, даже непоседливый Ах-маси, не смел перебивать его мысли. Потом вдруг резко поднял голову — глаза его горели!

— Мы увлечем врагов за собой притворным отступлением, — глухо произнес тысячник. — И ударим в тыл — через пустыню. Дерзкий рейд колесниц! И все — врагам некуда будет деваться.

— Воистину замечательная идея! — тут же поддержал толстощекий подхалим Семди.

Впрочем, и Ментухотеп тоже кивнул, и начальник штаба Панхар одобрительно бросил:

— Да, неплохая задумка. Только хватит ли колесниц? И потом, что там за местность? Твердая поверхность или барханы?

— Там твердо и сухо. — Усеркаф усмехнулся. — Иначе б я и не предлагал этот план. А колесниц хватит… если посадить на каждую трех воинов!

— Трех?!

— Кроме возницы и лучника еще и копейщика-щитоносца.

Немного помолчав, тысячник обвел глазами присутствующих:

— Ты, Ментухотеп, и ты, Сути, и все сотники нужны будете здесь — заслон должен быть непробиваем! Я сам буду командовать основным войском. Колесницы же я доверю… тебе, Джедеф! Да-да, именно тебе. Кроме того, с тобой будут Ах-маси и Каликха. Они лучшие лучники, что немаловажно. Готовьтесь же к битве, мои верные воины, и да помогут нам Амон и все боги! Жрецы проведут моления.

— О, да, мы будем просить богов о помощи в задуманном деле, — погладив лысую как колено голову, утвердительно отозвался Усермаатрамериамон. — Мы уже приготовили для жертв рыб и косуль.

— Славно, — удовлетворенно кивнув, Усеркаф жестом отпустил собравшихся.

Максим давно хотел спросить тысячника о Тейе… Ведь он назвал ее каким-то другим именем, и Тейя тогда исчезла, убежала. Почему? Что же, выходит, эта девушка — соглядатай врагов? Да нет, не похоже — она вполне искренне ненавидит захватчиков хека хасут. Тогда почему она скрылась от Усеркафа? Просто не хотела, чтобы ее узнали?

Черт побери, да почему ж не спросить тысячника?

— Идите, я сейчас!

Отстав от друзей, молодой человек вернулся к шатру:

— Командир!

— Ты что-то хотел, Джедеф? Ах да, забыл предупредить — колесницами у нас теперь командует Сенмут, ну, тот молодой парень… Вы ведь дружите, кажется.

— Да, Сенмут — мой друг.

— Тем лучше, тем лучше… — Тысячник был рассеян, видать, думал о том, как наиболее эффективно воплотить в жизнь разработанный им же план.

— Я хотел спросить об одной девушке, — наконец решился Макс. — Помнишь тот день на реке, когда ты плыл в барке? Перед этим искал какую-то девчонку.