И кинулся в противоположную сторону, туда, где, как ему казалось, остались вещи командира.
Туман ослепил всех на поляне. Ежи не мог разглядеть ничего дальше вытянутой руки и чуть не столкнулся с одним из Охотников. Тот заметил его и взмахнул мечом, но лишь черкнул самым остриём по рубахе.
Неловко размахивая руками и пытаясь удержаться на ногах, Ежи пролетел чуть вперёд и распластался на земле. Кто-то, не разглядев, наступил на него тяжёлой ногой и пробежал дальше. Его проволокло по сырой траве, и Ежи врезался раненым плечом в поваленный ствол дерева. Перед глазами потемнело.
Он лежал, едва соображая, где оказался и что делать. Перед глазами расплывалось мутное пятно, и Ежи не сразу понял, что это был мешок командира. Ежи приподнялся на непослушных руках, перегнулся через ствол и придвинул мешок к себе.
Позади громыхали раскаты, но Ежи даже не обернулся посмотреть, не заметил ли кто его.
Дрожащими пальцами он нащупал ключ от оков Веси, толстый потрёпанный молитвенник и бурдюк, но ларца… ларца в мешке не было!
– Стоять, мальчишка! – раздался позади знакомый голос.
Ежи обернулся, крепко сжимая в одной ладони ключ, а в другой нож.
Напротив стоял монах Анджей. Мужчина держал перед собой глиняный горшок. И делал он это с таким грозным и уверенным видом, будто горшок являлся страшным оружием. Ежи насторожился.
– Я не хочу ранить тебя, мальчик, но не позволю помогать слугам Аберу-Окиа. Положи на землю то, что пытался украсть и отойди в сторону. Или, клянусь Создателем, я разобью этот горшок.
Ежи замотал головой.
– Не надо, пожалуйста.
Он не знал, какую опасность заключал в себе горшок в руках монаха, но поверил, что тот опасен.
– Пожалуйста, отпусти меня.
– Положи ключ и нож на землю.
Нужно было что-то сделать. Нужно срочно было что-то придумать.
Анджей заметил его смятение. Он, кажется, почти решился разбить горшок. Руки его поднялись для броска. В этот миг из-за его спины выскочили двое: Охотник и фарадал. Они сцепились в схватке, случайно повалили монаха на землю, и тот упал на живот. Горшок выпал из его рук.
Ежи вскочил и бросился прочь. Ему вслед вспыхнула алая дымка, горячо дохнул огонь. Анджей закричал исступлённо, а Ежи побежал, не смея оглянуться.
Он вырвался из тумана и понёсся по лесу. Позвал в отчаянии:
– Веся! Веся!
Она выскочила откуда-то из-за деревьев, нагнала его. Ежи снял с девушки наручи, бросил на землю. Веся схватила его за руку, и они, не сговариваясь, побежали. Шумно, не таясь и не пытаясь замести следы.
Ежи не различал направления, он думал только о том, как бы убраться подальше от рощи, от Охотников и фарадалов. Он не чувствовал боли, усталости, только страх гнал вперёд, заставлял бежать быстрее и дальше.
Роща осталась позади. Они пересекли дорогу. Справа показалась деревня.
– Туда нельзя, – выдохнул Ежи.
Веся кивнула молча. Глаза её были расширены от ужаса, по шее стекала кровь. Они скрылись в перелеске с другой стороны, но и там не остановились для отдыха. Вниз по пологому холму, спотыкаясь о корни деревьев, скользя по опавшей листве. И дальше по устью ручья вперёд, дальше.
Под сапогами захлюпала вода.
– Не могу больше, – первым выдохся Ежи.
Ноги подкосились. Он упал на траву, положил руки под лоб, уткнулся вниз носом.
– Не могу.
Веся остановилась, тяжело дыша. Медленно подошла, села рядом.
– Тише, – попросила она. – Вдруг не услышим, – она произносила слово через вздох. – Как они идут.
Медленно Ежи поднял голову. Руки девушки лежали на её коленях. Дрожали пальцы. Окровавленные ожоги пузырились на запястьях.
– Скажи… что у меня… с лицом?
Она посмотрела на него сверху вниз. Волосы растрепались, рот скривился от боли. На всю щёку остался ожог от клинка. Ровный уродливый ожог. Ежи нахмурился.
– Там след.
Осторожно Веся подняла руку, коснулась пальцами повреждённой кожи. И отдёрнула, снова коснулась, зашипела от боли.
– Он большой, да? Очень большой?
Из глаз её брызнули слёзы. Она закрылась руками, согнулась, уткнулась носом в колени.
– Я урод, я теперь такой урод.
Ежи не знал что сказать. Он не умел утешать.
Спина Веси содрогалась от рыданий, и Ежи сжался под весом вины. Зачем он позвал её? Зачем повёл с собой, если не мог защитить?
– Тише, – Ежи обнял Весю за плечи и повторил её слова. – Тише, нас могут услышать.
Он должен был её защитить, он же мужчина, а он…
Веся зубами вцепилась в подол своей одежды, захныкала тихо, заскулила. Испарились травы и мёд, которыми всегда пахли её волосы. Потянуло холодом, солью, железом.
– Тише, – повторял Ежи потерянно. – Не плачь.
– Я урод.
– Ты красивая.
– Разве? – Она вырвалась, вскинула голову, посмотрела ему с вызовом в глаза. – Взгляни на меня. Красивая? Я?! Со шрамом на пол-лица?
Ежи едва сдержался, чтобы не отпрянуть прочь. Щека и рот её сморщились от боли и горя. Красная, заплаканная, опухшая, обожжённая. Никто не смог бы назвать Весняну теперь хорошенькой. Вся прелесть её утекла со слезами и кровью.
Но нужно было что-то сказать, как-то соврать. Язык у Ежи начал заплетаться:
– Стжежимир тебя вылечит. Нам только нужно добраться до Совина. Он целитель, он многое может.