Сокол Ясный

Дешнянский князь Бранемер для своих сорока восьми (или около того) лет и правда был весьма хорош собой – высокий, сильный, с молодости прославленный как боец, с ухоженной полуседой бородой, он не облысел с годами и даже сохранил большую часть зубов. Статный, хорошо одетый, в греческом кафтане из зеленого шелка с вытканными золотисто-желтыми птицами, с чеканным суровым лицом и твердым взором, он мог вызвать восхищение не только молодой девушки. С Красовитом они не раз встречались в Смолянске или Оболви, когда-то он наезжал и сюда, но было это много лет назад, когда Унелада была еще девочкой. А сейчас его глаза остановились на ней с изумлением и восхищением: встретив ее блестящий взгляд, он запнулся на ходу, переменился в лице, будто забыл, зачем пришел. Унелада сдержанно улыбнулась и скромно опустила глаза.

– Приветствую тебя в дому моем, князь Бранемер! – Красовит шагнул вперед. – Здоров ли, благополучно ли добрался?

– Будь нашим гостем, князь Бранемер, и да будут благосклонны к тебе боги под нашим кровом! – Унелада тоже сделал пару шагов, держа чашу, где был налит стоялый малиновый мед.

Чаша сама по себе была под стать браслету – широкая, не слишком высокая, на ножке с подставкой, сделанная из позолоченного серебра и украшенная самоцветами в гнездышках из крученой золотой проволоки. С усилием оторвав взгляд от девушки, Бранемер огляделся, будто искал еще кого-то, помедлил, но понял, что раз приветственную чашу ему подносит хозяйская дочь, значит, больше никого тут нет, и с поклоном принял угощение.

– Спасибо, красавица, пусть и тебя благословят боги добрым здоровьем, изобилием в доме, женихом добрым да красивым! – ответил он.

Унелада улыбнулась с лукавым намеком: мол, мне ли счастливой не быть? Мало нашлось бы девушек, так щедро одаренных богами и судьбой.

Почетного гостя усадили по правую руку от хозяина, приехавших с ним – за столами, напротив Красовитовой дружины. Хозяин и гость были один другому под стать: оба зрелые, опытные мужи, величавые, сильные, с сединой в густых бородах, отмеченные шрамами, нарядно одетые в цветное заморское платье, совсем не похожее на повседневную одежду простого люда. Унелада за стол не садилась, а стоя наблюдала за челядью, указывала, где чего подать, добавить, переменить блюдо или миску, сама подливала отцу и гостю браги или меда. Когда она приближалась, князь Бранемер невольно оборачивался, но тут же с усилием заставлял себя снова сосредоточиться на беседе с воеводой: невежливо пялить глаза на хозяйских дев! Красовит невольно ухмылялся в бороду: дочерью он гордился, и ему приятно было видеть, как его красавица заставляет зрелого мужа и знатного воина теряться и запинаться, будто несмышленого отрока. А Унелада держалась невозмутимо и скромно, будто ничего не замечала.

В ходе беседы скоро выяснилось, что приехал князь Бранемер не ради юной дочери и даже не ради самого воеводы – ему нужна была мать Унелады, волхва Лютава.

– Поспешил ты немного, княже, – говорил ему Красовит. – Жена только месяца через полтора-два из лесу воротится, как снег пойдет и земля замерзнет. На Маренины дни, короче. А до тех пор в лесу она живет и к нам сюда не жалует. Я сам ее с Медвежьего дня не видал.

– Не подумал я об этом, – с недовольным видом отвечал Бранемер. – Вот незадача! До Марениных дней мне ее ждать-то недосуг.

Что за дело у чужого князя к его жене, Красовит не спрашивал. Он никогда не вмешивался к волховские дела Лютавы и старался знать о них как можно меньше. Ему было известно, что Лютава еще до замужества имела какое-то очень близкое отношение к семейным делам Бранемера; однажды обмолвилась, что отец, тогда еще живой, хотел отдать ее Бранемеру в жены, но почему это сватовство расстроилось, Красовит не знал. Уже после того, лет десять назад, дешнянский князь ездил к ее брату, князю Лютомеру, на среднюю Угру и даже отдал ему на воспитание своего единственного сына. В прошлом этих троих имелась некая тайна. Надо думать, и нынешнее дело как-то было со всем этим связано. А видя, какие взгляды Бранемер бросает на Унеладу, Красовит невольно задумался: уж не хочет ли за своего сына сватать ее? Да уж парню двадцать должно быть, если не больше, небось давно женил!

– Так поезжай к ней в лес, – предложил Красовит гостю. – Коли дома ждать ее недосуг. А то оставайся, – добавил он, поскольку при своей внешней угрюмости был человеком не злым и даже добродушным. – На ловы будем ездить…

– Благодарю на добром слове, но долго гостить мне не с руки, – с сожалением ответил Бранемер, еще раз глянув на Унеладу. – А далеко волхва живет?

– За день доберешься. Только всю дружину с собой возьми. Сейчас волчьи дни – со всего свету к ней «отреченные волки» стаями собираются, чтобы она им пасти отворила и добычу назначила. Сам знаешь, им в зубы попадать не след, и не посмотрят, что князь.

– Я бы сама князя до матушки проводила, дорогу указала, – заметила Унелада, подошедшая с кувшином.