В обчину жених явился первым – в свежей сорочке, в крашеных портах, в кафтане с шелковой отделкой, все из запасов братьев Свенельдичей. Его встретили радостными криками; особенно старались, конечно, свои кияне, приветствуя того, кто утвердил их славу и удачу в здешних краях. Увы, баня с липовыми вениками, с полынью и «заячьей кровью», исцеляющими ушибы и раны, не могла в один день сделать его красавцем, и лишь дней через десять с его лица сойдут следы схватки с Суровеем. Однако из молодежи некому было спорить с ним за всеобщее внимание, и теперь всякий узнавал в Велебе того самого «князя молодого», которого хотимиричи так жаждали найти.
Когда же Карислава и баба Ждана ввели Яру, повисла тишина. Карислава считалась в Хотимирле красавицей – что же сказать о той, что так походила на нее лицом, но была на семь лет моложе? Одетая в свадебную сряду, с красным поясом, красным очельем, украшенным золотыми подвесками – подарком Эльги, румяная от волнения, с алыми губами, Яра была истинной Зарей-Зареницей. Казалось, она не ступает по земле, а плывет, едва ее касаясь. Опущенные темные ресницы скрывали красоту ее глаз – но Велеб помнил ее глаза. Думая о них, он едва заметил перемены в ее внешности, хотя теперь она отличалась от замарашки, найденной им за печью, как цветущая весенняя ветвь яблони отличается от зимней, черной, голой и холодной. Будучи узнанной, оживленной поцелуем перед печью, истинная невеста расцвела, как черная почка, выпустившая на волю пышный бело-алый цветок.
Святослава в обчине не было. Поняв, как осрамился по юному невежеству, он ушел на Горину, в стан оружников, стороживших лодьи – проверять, готовы ли они к скорому отплытию домой. По пути давал себе мысленно твердые обещания по возвращении в Киев затребовать наставника из волхвов – старика Дорогожу, к примеру.
Женщины запели посадные песни.
Карислава посадила Яру на дежу, сняла с нее очелье, расплела косу, стала чесать, макая гребень в медовую сыту. Две женщины держали над ними растянутый длинный плат, которым Яра завтра впервые покроет голову.
Потом Мистина и Лют подвели под дежу и плат Велеба; Эльга стала чесать волосы ему. Жениха и невесту поставили перед дежей. Они подали друг другу руки – в знак того, что отныне все труды и дела их будут общими; потом соприкоснулись лбами, объединяя свои помыслы. Эльга и Карислава обвязали их обоих одним поясом, наделяя новой общей судьбой, единой и неразделимой. Обвели караваем над их головами. Трижды провели молодую чету вокруг дежи – и обряд был завершен.
Но вот пиво было выпито, хотимиричи, налюбовавшись и надивившись, разошлись по домам. Карислава со слезами обняла Яру в последний раз в ее девичьей жизни. Сколько ни просит на каждой свадьбе невеста родных батюшку с матушкой не покидать ее на чужих людей, а приходится ей с ними расставаться. Теперь судьба Яры была в руках Эльги, женщины, которую она сегодня увидела в первый раз.
Кияне, оставшись в обчине только своим кругом, не ложились почти до света. Выверенный веками и поколениями свадебный обряд больше не мог подсказать им, как быть дальше. Эльга искала в Хотимирле невесту для сына, и теперь, когда невесту раздобыли, но совсем для другого парня, даже мудрая княгиня киевская и ее хитроумный первый советчик не знали, что делать с этой добычей. Они сидели на скамьях в полутьме, в дальнем конце обчины, где за занавеской обычно спала Эльга. Теперь здесь, возле чурова очага, сдвинули две скамьи, чтобы сделать свадебное ложе: подложили свежие ржаные снопы, покрыли пуховиками из приданого Яры. Гриди и оружники нередко ночевали в обчинах чужих городцов, и даже Эльга успела к ним привыкнуть, но такое сооружение для них стало новостью. Отроки и гриди лежали по лавкам, полатям и на полу, но по большей части тоже не спали, а прислушивались к разговору, ожидая, чем же завершится этот чудный поход.
– Пойми – если ты увезешь эту девушку в Люботеш, станет совсем не важно, что она Благожитова дочь, – убеждал Велеба Мистина. – Ее род имеет значение только здесь, а на Ильмере будет почти то же, как если бы и впрямь привез холопку запечную.