Сокола видно по полёту

— Тебе нравится? — удивлённо спросил он, когда Грай его отпустила. — Но зачем это тебе?

— Ты ведь мой друг, Роберт, правда?

— Ну да.

— Обещай, что никому-никому не скажешь…

— Обещаю.

— Поклянись…

— Клянусь.

— Пойдём со мной, я тебе кое-что покажу. — Грай схватила Роберта за руку и потянула за собой.

В дом вождя он заходил с опаской.

— Не бойся, проходи. Отец с Тиметтом и остальными пошли на ту сторону ущелья проверить лошадей. Они не скоро вернутся, — успокоила его Грай.

Зайдя внутрь, Роберт с интересом осмотрелся. Большую часть помещения занимала внушительная кровать, настоящее королевское ложе — широкое, с резным изголовьем, устеленное свисающими до самого пола мохнатыми шкурами. На утыканных крюками и недлинными металлическими кольями стенах висели боевые топоры и молоты, копья, несчётное количество мечей, два кинжала из валирийской стали и необычный кривой меч с золотой рукоятью. В углу у очага стоял стол из спила огромного дерева и похожий на трон стул.

Грай завела Роберта в свой закуток за занавеской из толстого сукна, вытащила из-под топчана небольшой деревянный ящик и открыла его.

— Смотри, — сказала она, протягивая ему тонкие берёзовые дощечки размером с две ладони. На дощечках были мастерски нарисованы картинки: дева с длинными светлыми волосами в платье-кольчуге и с мечом в руке, рыцарь в резных доспехах, летящий дракон с вырывающимся из пасти пламенем.

— Как красиво, — прошептал Роберт. — Это ты сама рисовала?

— Да. Перерисовывала с книжек или выдумывала. Знаешь, о чём я мечтаю? Рисовать картинки в книжках. Много-много картинок. Чтобы люди не только читали, но и смотрели, какая была Висенья, какой была Вхагар, как сражаются мужчины на мечах, как они охотятся, а потом готовят добычу на костре…

— Но это же здорово! — Роберт перебирал дощечки, зачарованно рассматривая парящих в облаках драконов, изумрудные луга и покрытые мерцающим снегом остроконечные горные вершины вдали, плывущие по волнам изящные галеи и небольшие каракки. — У нас дома очень много книг. Там иногда встречаются картинки… но такого я никогда не видел.

— А ещё я хочу записывать всякие истории, — азартно продолжала Грай. — Про Первых людей, про Огненную ведьму. Силдж иногда нам рассказывает. Хочу писать про свой клан, про наши традиции. Как мой отец бился за маму, а брат ходил в низину, побывал в большом городе Королевская Гавань и видел там огромный Красный Замок и взрослого мужчину размером с ребёнка, которого звали Полумуж.

— Ну, теперь у тебя есть, куда это всё записывать, — кивнул на фолиант Роберт. У него отлегло от сердца, хотя всё-таки что-то было не так. — Но ты будто бы не очень рада? И почему ты просила никому не говорить?

— Потому что это нехорошо, понимаешь?

— Не очень…

— Здесь все должны приносить пользу, Роберт. Бездельничать нельзя, даже если ты девчонка. Это ваши леди могут целыми днями рисовать картинки и глядеться в зеркало. А я должна помогать по хозяйству или тренироваться… или тренировать других. Я хороший охотник, и я уже много что умею — разделывать зверя, еду готовить и шить одежду из шкур.

Роберта уже тошнило от упоминаний о пользе.

— Но ты дочь вождя! Кто посмеет тебя ругать? — Он искренне не понимал.

— Я убила своего первого оленя, когда мне было девять. Это был самый счастливый день в моей жизни. Потому что в тот день отец гордился мной. Но я знаю, он боится за меня. Он потому и оставил меня в своём доме, не отпустил в шатёр к девочкам. Он и за маму всегда боялся. Тиметт говорит, что я мечтательница… как мама. И что это гораздо хуже, чем если бы я родилась с одной рукой.

Грай убрала рисунки и книгу в ящик и задвинула его под топчан. На Роберта она не смотрела, её щёки порозовели от смущения.

— Отец боится, что меня никто не возьмёт замуж… Он не будет меня ругать, если увидит, что я верчусь перед зеркалом… но я знаю, он огорчится. А я хочу, чтобы он гордился мной. И чтобы Тиметт тоже гордился. Закопай гребень и зеркало где-нибудь в лесу.

Торстен нравился Роберту. Неторопливый и невозмутимый в повседневной жизни, на тренировках тот становился проворным и стремительным, а в бою почти таким же бешеным, как Красная Рука. Но, в отличие от Сверра, погибшего Гвена и того же Тиметта, он никогда не обижал тех, кто меньше него, и не насмехался над теми, у кого не сразу получалось попасть из лука в цель или удержать меч.

Иногда Роберт, возвращаясь от ручья с полными вёдрами, проходил мимо поляны, на которой упражнялись юные Обгорелые, и останавливался посмотреть. Торстен, ловко уворачиваясь от тренировочных ножей и кинжалов, не скупился на похвалы напарникам и подбадривал других, а порой позволял младшему взять над собой верх. Но когда Грай спросила, не хочет ли он заниматься с ребятами, то Роберт помотал головой, убеждённый, что ему никогда не сравняться с ними в мастерстве. А увидев, как при нападении на обоз пятнадцатилетние парни сражались наравне со взрослыми, и вовсе загрустил.