— Такие на пенсию не выходят! — авторитетно заявил Гарик. — Так на боевом посту и помрет, прямо в кабинете… — Он оглянулся и постучал по деревянной двери.
— Слушай, Гарик, — вмешалась Татьяна, — научи, как Надежду в здание провести? Ты тут лучше меня все знаешь, а нам очень нужно…
Гарик посмотрел на Надежду, и его улыбка стала еще шире:
— Запросто. Вот если бы на посту стояла тетя Тоня, которая тридцать лет отслужила в ВОХРе с наганом на боку, — мимо нее и муха бы не пролетела. А здесь охрану поставили по новой моде — молодых парней в пятне, эти против тети Тони слабоваты будут! Тоню даже милиция боялась. Как-то мы с Левкой Шифманом с обеда возвращались, перешли улицу на красный свет, за нами милиционер побежал, очень оштрафовать хотел, а мы бегом в проходную — и за вертушку.
Милиционер сунулся было следом, а тетя Тоня как на него выскочит — куда, орет, я тебя! — и уже наган отстегивает. Милиционер до того перетрусил — бегом от Тони припустил и обратно на свой пост. А этого парня, — Гарик покосился на дверь здания, — мы в два счета обведем. Устроим ему театр одного зрителя.
Гарик отлепился от нагретой солнцем стенки и уверенно зашагал вдоль серого здания. Завернув за угол, он показал на составленные штабелем возле забора фанерные стенды:
— Вот, от школы остались. Недавно как раз порядок наводили, вытащили все стенды во двор, собирались на свалку отправить, да руки не дошли. Берите, дамы, вот этот за один конец, а я за другой.
Гарик вытащил из штабеля огромный фанерный щит с надписью «Они позорят нашу школу!».
Подняв этот щит как транспарант на демонстрации, троица направилась ко входу в КБ. Рослый парень в пятнистой униформе шагнул им навстречу, удивленно разглядывая фанерный щит:
— Куда вы это тащите? Только что выносили и снова заносите?
— Вот все время так! — возмущенно проговорил Гарик, демонстративно отдуваясь под тяжестью щита. — Сначала распорядились все вынести, а потом приказали этот принести обратно. Сделают из него стенд «Они позорят нашу планету», повесят на него фотографии международных террористов, Саддама Хусейна, Бен Ладена, Чикатило, тещу мою Аллу Геннадьевну еще можно, если место останется, чтобы сотрудники ходили каждый день мимо и обливали их позором. Молодой человек, помогите внести, очень тяжелый он, зараза!
Охранник лениво подхватил край стенда и помог протащить его через проходную. Прошествовав со щитом до угла коридора и скрывшись с глаз охранника, Гарик прислонил стенд к стене и обернулся к женщинам со своей обаятельной улыбкой:
— Ну, что я вам говорил? Мы его внимание отвлекли на щит, и про наши пропуска он даже не вспомнил.
А если бы вспомнил — сказали бы, что они у нас в карманах и никак не достать, пока руки заняты.
— Спасибо тебе, Гарик. — Татьяна улыбнулась и повела Надежду Николаевну на второй этаж.
До конца рабочего дня оставалось еще около часа.
Это время им пришлось провести в женском туалете, где Надежда от нечего делать выкурила две сигареты, чего не позволяла себе уже два дня. Успокоив свою совесть тем, что Татьяна за это же время выкурила четыре, Надежда подумала, что главный вред курения не в самом никотине, а в последующих угрызениях совести, и решила больше об этом не думать.
В половине шестого по коридорам протопали расходящиеся по домам сотрудники. Выждав для верности еще полчаса, две авантюристки выглянули наружу.
В здании КБ царила тишина, только на первом этаже охранник слушал по радио трансляцию футбольного матча. Дамы, стараясь не шуметь, прокрались по коридору к солидной двери, над которой висела табличка: «Загряжский А. И.»
Дверь была опечатана зеленой пластилиновой печатью. Татьяна посмотрела на нее с сомнением:
— Завтра увидят, что печать нарушена, начнется разбирательство…
— А мы ее заново запечатаем, — невозмутимо заявила Надежда.
— Чем? — удивилась Татьяна.
— Обычной двухрублевой монетой. Раньше мы, если печать теряли, пятачком запечатывали. Даже так и называли: не опечатывание, а опятачивание. Из теперешних монет двухрублевая больше всего подходит.
— Ну надо же. — Татьяна посмотрела на нее с уважением.
Дверь была опечатана, но не заперта, поскольку после убийства Загряжского милиция захотела осмотреть его кабинет, а дубликата ключа не нашлось, и замок взломали. Осторожно, чтобы не привлечь шумом внимание охранника, Татьяна открыла дверь, и дамы проникли в кабинет.
Внутри было тихо и душно, на большом полированном столе лежал толстый слой пыли. Хотя за тяжелой дверью вряд ли были бы слышны голоса, но сама обстановка в комнате была такой, что хотелось говорить шепотом. Татьяна подошла к письменному столу и начала один за другим выдвигать ящики.
В ящиках лежало множество бесполезных вещей — визиток, рекламных проспектов, телефонных справочников, календарей, рулонов факсовой бумаги и стопок бумаги для ксерокса…
— Наверняка милиция все это уже просмотрела, — сказала наконец Татьяна, безнадежно уставившись на эту груду макулатуры. — Да и вряд ли он стал бы держать в столе что-нибудь действительно важное. Может быть, в сейфе…