Соколиная охота

В первую очередь это, конечно, деятельность штатного мастера над шпагой в многочисленных гимназиях, кадетских корпусах, лицеях, военных училищах и прочих казенных заведениях, в которых в нынешнее царствование, мягко говоря, не наблюдалось ни малейшего недостатка. Служба вроде той, какая была у гениального Александра Вальвиля, чей учебник Иван Карлович привез с собой. Пожалуй, трудно не согласиться с бытующим в обществе утверждением, что любой мало-мальски способный к фехтованию человек мог бы этот талант с легкостью преподавать, а считай, продавать, имей он под рукой такой вот замечательный учебник. Единственная трудность – безупречное владение французским, родным для автора, языком. Таким образом, умение держать шпагу и читать по-французски – есть залог успеха на ниве столь специфической педагогики. К счастью для себя, Фальк имел незаурядные способности и к тому, и к другому.

Чуть менее распространена была средь фехтмейстеров частная практика при, так называемом, домашнем обучении дворянских детей. Зачастую «домашний» учитель фехтования имел на своем попечении два-три именитых семейства, что было вполне достаточно для регулярного заработка и даже придавало обучающему, что особенно ценно, некий светский статус, часто взамен утраченному чину. Со всеми сопутствующими выгодами и связями. Подобное сотрудничество было взаимовыгодным, поскольку приносило неоценимую пользу и для нанимателей. Всякий отец, с печальным вздохом отсчитывающий преподавателю внушительные гонорары, мог быть твердо уверен, что его любимое чадо к концу обучения уж точно отличит рукоять от клинка. Чего нельзя в полной мере сказать про выпускников тех же училищ и корпусов, с которыми, как известно, там не особенно-то и церемонятся.

И, наконец, нужно упомянуть про совсем уж редкие уроки фехтования. Вообразите, некий баловень судьбы, назовем его господином N, решает вдруг проткнуть на дуэли другого любимца фортуны, назовем его господином M, но совсем не имеет необходимых для этого навыков. Куда он, спрашивается, побежит первым долгом? Такие случаи среди учителей фехтования почитаются наиболее сложными в виду крайне ограниченных сроков, отведенных на подготовку и занятия. Ведь сатисфакцию, как правило, не требуют слишком уж заблаговременно. Еще тяжелей бывает, когда к тому же самому фехтмейстеру обращается еще господин M, визави господина N, который уже имеет честь образовываться у этого учителя благородному искусству владения клинком. Обоих мастер учит с одинаковой сердобольностью, зная, что завтра один, вполне вероятно, прикончит другого. Тут главное, сработать в предоплату.

А что здесь?

Здесь от него требовалось обучить высокой науке крестьянина! Простого мужика. Да ведь что сможет уразуметь этот сиволапый увалень? Этот безграмотный пень, не имеющий ни представления, ни понятия.

А в письмишке-то об этом ни гу-гу, все больше «милостивый государь», да «пожалуйте на службу, окажите великую честь». Хитро! Нет, это ей-богу хитрее всего! И его Петербургский посредник, предоставивший Дмитрию Афанасьевичу все необходимые рекомендации, тоже предпочел умолчать об истинном положении вещей. Да ведь они ж его прямо в дураки записали! Как есть, в дураки!

Зачем, спрашивается, понадобился князю ученый шпажному ремеслу мужик? Для какой такой службы? Да ведь не один еще, другие, говорят, беспременно последуют! Никак господин Арсентьев возжелал себе соорудить домашнюю стражу? Или того интересней – потешный полк, точно такой, как у самого государя Петра Алексеевича?

Иван Карлович готов был поклясться, что он один за этим столом не знает правды. Если все это и секрет, то явно «секрет Полишинеля».

***

Фальк отставил пустой бокал и откинулся на спинку резного стула, посторонние мысли иссякли вместе с шампанским. Ивану Карловичу казалось, раздумье надолго увлекло его и отстранило от общей беседы, потому он изрядно удивился, обнаружив, что нелепый гастрономическо-политический диспут еще не окончен.

Нестеров и Мостовой точно пушечные ядра метали друг в друга аргументы, бесконечно противопоставляя панна-котту и бланманже, Сену и Тибр. И когда только они сумеют, вконец, довершить свой утомительный спор? Первой, как и следовало ожидать, не выдержала Листвицкая.

– Господа, господа! – громче всякой меры воскликнула она, очевидно из желания преодолеть голосом общий гомон. – Да послушайте же! У меня возникла замечательная идея! Почему бы нам с вами не устроить пикника? Едемте завтра за реку к ротонде?

– Как вы сказали? Пикник? К какой еще ротонде? – удивился Алексей Алексеевич.

– Гмм… – промычал себе в жидкую бороденку доктор.

– А отчего бы и нет? Поедемте, господа, прошу вас! – продолжила пани Листвицкая, не обращая внимания на заданные вопросы. – Будет весело. Представляете, природа, солнышко!.. Сыграем в «Же де Пом». Возьмем с собою бутылку-другую вина! Развеемся, да и я, в конце концов, увижу Сибирь в непосредственной к ней близости! Ведь чудесная оказия, право!