Соколиная охота

– Вот уже двадцать восемь лет как я снял с себя драгунский мундир и повесил на гвоздь свой палаш. Бог мой! С каким в ту пору чистым сердцем и стремлением жить я вернулся в отцовский дом. Мы только побили француза, война отступила и для всех, как мне тогда казалось, настала пора непоколебимых надежд. Какая во мне была вера, какая самоуверенность! Сомневался ли я в себе? Хоть сколько-нибудь? Нет, отвечу я вам. Ни на толику, ведь я был победителем Наполеона! Мать и сестра не чаяли во мне души. «Истинный хозяин» – говорили они про меня и я, ведомый легковесными мечтами, взаправду почитал себя таковым. Хозяином своей судьбы. И вот прошел год, за ним другой, третий и… краски мира, еще столь недавно невыносимо ослепительные, стали меркнуть. Одна за другой. Жизнь тускнела буквально на глазах, таяла с неумолимой быстротечностью. С каждым новым днем мне становилось все сквернее и сквернее, меня совершенно пресытило бытие. Я никак не мог взять в разумение, почему так происходит. Пожалуй, уместнее всего было бы сравнить прежнее мое состояние с большими песочными часами, которые точно бы перевернули тогда, в двенадцатом году, и пока склянка полнилась волшебными крупицами, все было хорошо и покойно. Разумеется, до поры. Вскоре Господь призвал мать. Она ушла, оставив моему попечению уже взрослую и глубоко несчастную от тревоги за меня Софью. Мне было все равно. Казалось, еще день, а много два-три и прервется моя собственная земная юдоль, отлетит душа. И вдруг, точно в какой-то нелепой сказке, случилось чудо. Оно-то меня и спасло! Нет, то было вовсе не явление Архангела, а совсем даже напротив – происшествие мелкое и в какой-то мере совершенно пустое. Во время очередного бегства в отъезжие поля мне выпало стать свидетелем обыкновенного людского несчастья. Телегой насмерть раздавило мужика. Он брел пьяненький по проселку и не вспомнил увернуться от нежданно вылетевшей из бурьяна упряжки. После долго еще отходил там, на дороге. А я глядел на все это в непонятном оцепенении и понимал… вот она ценность жизни и ее непреложное условие – конечность! Вы и вообразить себе не состоянии, с какой быстротой вернулись тогда в жилы все питательные соки. В тот же вечер меня озарила удивительная и страшная догадка. Оказывается, там, на войне, в полковую бытность, когда вокруг свистели пули и, главное дело, падали убитыми мои товарищи, а француз без конца наседал, я в первый раз по-настоящему ожил. Ощутил пикантное удовольствие от одного только обстоятельства, что все еще жив. Хотите – верьте, хотите – нет, но в тот миг случилось мне осознать, что есть такое человеческое существование – беспрерывная игра со смертью. Игра, полная риска и фатализма. Согласитесь, молодой человек, в жизни не наличествовало бы смысла, не будь она строжайше лимитирована. Вопрос в том, на что ее потратить? Вам одному признаюсь, как на духу, я даже боялся в те дни прикасаться к делам или отвлекать себя книгой, да и вообще любым серьезным занятием, дабы не спугнуть, не сломать обаяние достигнутого прозрения.

В кабинете повисла оглушительная тишина.

Татьяна слышала собственное прерывистое дыхание, чувствовала, как вздымается грудь и бешено колотится сердце. Она мало что поняла из сказанного барином, однако без труда уловила главное – произнесенное имеет для него ошеломительное значение! Так он прежде не говорил на ее памяти никогда и ни с кем.

Пожевав тонкие губы, Дмитрий Афанасьевич докончил, явным образом сокращая свой рассказ, словно бы внезапно пришлось ему пожалеть о собственной словоохотливости: