– Но вы обещали научить меня самой лучшей обороне!
– Я намерен сдержать свое слово!
Широко улыбаясь, штаб-ротмистр протягивал даме шпагу. Он держал ее рукоятью вперед, сжимая острие двумя пальцами, точно это была легкая вязальная спица, а вовсе не длинное и увесистое оружие.
– Мне снять перчатку, месье?
– Как вам будет угодно, сударыня. Берите, смелей. Нет, так не пойдет! Перехватите рукоять глубже, под самую гарду. Указательный пальчик поместите в кольцо, вот здесь.
– Так?
– Точно так, мадемуазель Софи. Это необходимо для повышения контроля. Ну, что бы верней направлять клинок, понимаете? Ради оптимального баланса. Позвольте, я придержу. Вот так.
Софья Афанасьевна с гимназической старательностью исполнила все, что велел ей фехтмейстер. В эту минуту она и впрямь походила на себя в ученический период. Выбившиеся из-под ажурной шляпки непослушные локоны, рыжие веснушки на загорелых щечках, чуть прикушенный язык – все напоминало в ней ребенка. Маленькую девочку, увлеченную новой игрушкой. С той лишь разницей, что в руках ее теперь была не кукла, а настоящая дуэльная шпага.
Фехтмейстер удовлетворенно отступил на шаг.
– Превосходно! Вы – вылитый Гринёв. Помните, у Пушкина? Готовы? Слушайте меня очень внимательно. Может статься, что прием, который я вам сейчас продемонстрирую, когда-нибудь спасет вам жизнь.
Княжна серьезно кивнула.
До чего же она хороша, подумал Фальк и приказал:
– А теперь рубите меня! Колите! Попытайтесь нанести мне хотя бы один удар.
– Простите?!
– Доверьтесь мне.
– Но… не могу же я…
– Бейте, говорю! Ну!
Девушка вздрогнула от резкого окрика и, зажмурившись, машинально махнула острием в сторону сумасшедшего петербуржца. Она приготовилась услышать хруст пораженного тела, крик боли. Даже успела ужаснуться собственного деяния и… чуть не упала. Лезвие со свистом рассекло воздух в том самом месте, где мгновение назад находился Фальк.
Софья открыла глаза и увидела Ивана Карловича удиравшим от нее во все лопатки по стилизованному английскому лугу. Полы его васильковой визитки потешно трепыхались на ветру, плечи смешно подергивались в такт движениям.
Она растеряно моргнула и неожиданно для себя расхохоталась, оглашая округу звонким жизнерадостным смехом. Высокий звук моментально распространился над водной гладью.
– Это и есть ваш прием? – крикнула она вслед учителю фехтования.
– Он самый! – донеслось в ответ.
Девушка еще раз прыснула и вдруг скисла.
Фальк вел себя безукоризненно, галантно. Настоящий джентльмен. Сокол, не то, что местные петухи, способные только кукарекать и распускать перья. Что ж, тем тяжелей будет распроститься с прожектами в отношении него. Не жалко, спросила она себя? Жалко и даже очень, но другого выбора нет!
Софья думала об этом всю ночь. Сон не шел. Она лежала на мягкой перине и наблюдала, как ветер колышет шелковую занавеску на приоткрытом окне, видела, как светлеет край неба, превращаясь из черного в серый. Лежала и думала о брате. Из головы не шло содержание записки, которую он адресовал ей накануне. Раскаленным железом врезались в ее память слова: "Не прошу, а требую". Первой реакцией, само собой, были нестерпимая обида и гнев, но сильные эмоции мало-помалу улеглись. На смену им пришла глубокая задумчивость. Раз за разом перед ней возникал один и тот же вопрос: "Что будет с Митенькой, если она позволит себе сбежать с Иваном Карловичем в Петербург?". Юная барыня рассуждала об этой возможности, как о почти свершившемся факте, ничуть не сомневаясь в успехе.
Ладно, об этом я подумаю завтра, решила девушка, ужаснулась наступившему утру и тут же провалилась в объятия Морфея. Выспаться, разумеется, не удалось.
Теперь, при свете дня, все представлялось очевидным. Фальк был ее капризом, надуманной влюбленностью. Игрушкой, которую необходимо оставить, дабы шагнуть, наконец, во взрослую жизнь. Выйти замуж за достойного и обеспеченного человека – купца первой гильдии Николая Спиридоновича Гнатьева. Николауса, как он сам себя называл на немецкий манер.
Но главное – брат без нее пропадет. Это наверно, что так. Эх, Митя, Митя, болезная душа! Нет, нельзя ей никуда от него уезжать. Никак нельзя. Пожалуй, лучше немедленно вернуться в усадьбу. Зря она согласилась на эту встречу. Страшно представить какой разразится скандал, если князь заметит ее отсутствие.
Барыня с сожалением поглядела на штаб-ротмистра. Постойте-ка, куда это он уставился? Да еще с таким странным, непривычно серьезным выражением. Только что балагурил и на тебе!
Что это за шум? Никак, кто-то скачет.
Софья Афанасьевна обернулась на звук и тотчас побледнела. На берег Тобола, безжалостно уничтожая копытами первоклассный цветник, выезжало трое всадников.
Все в дорожных плащах и, кажется, при оружии. Впереди, умело погоняя молодую каурую кобылу, скакал Егорка-конюх, двое остальных, чуть приотстав, следовали за ним. Это были те самые два человека, появление которых здесь и сейчас являлось, с точки зрения княжны, крайне нежелательным и даже опасным.
Холонев и он, Митя.