Соколиный остров

Выбравшись на берег неподалеку от них, копаюсь в своем перепутанном и перепачканном рыбьей слизью хозяйстве, потом ополаскиваю лодку, переворачиваю ее и оставляю сохнуть на ветерке. Особой беды нет: наклею новые заплатки с обеих сторон, и будет днище еще прочнее. Выволакиваю из-под надувной подушки уснувшего леща и снова поражаюсь его величине. Определение «матерый» как нельзя лучше подходит к этой красивой темно-золотистой тяжелой рыбине с презрительно выпяченными губами-трубочками. Наклоняюсь к лещу и трогаю, колупаю его крупную чешую, только сейчас чувствуя радость удачи. Все не до того было…

На песок рядом со мной легла тень.

– Это вы поймали? – спросили за спиной.

Я оглянулся. Передо мной стояла коричневая девушка в узких трусиках-бикини с обнаженной маленькой грудью, такой же загорелой, как и ее ноги, выпуклый живот, руки, лицо младенца. Она улыбнулась, снисходительно позволяя осмотреть свое тело, и снова спросила с милой наивностью:

– Это вы поймали рыбу?

Сейчас можно с гордостью признаться, что тогда я стойко выдержал появление этого прелестного создания. Я сделал вид, что только и занимаюсь по утрам невинными объяснениями с полуголыми девушками.

– Нет, птичка, – произнес я довольно развязно. – Это она меня поймала, и теперь мы с ней неразлучны.

Фраза, конечно, глупая. Я, кажется, где-то уже ее слышал, но такие банальные вещи как раз и действуют на незакомплексованных шоколадных девушек.

Прелестное создание рассмеялось и, присев на корточки рядом с лещом, ткнуло в него пальчиком. При этом маленькие ее груди тряско качнулись. На них еще блестели капли воды. Это было слишком… А девчонка рассмеялась и, порывисто вскочив, побежала по песку к воде. За ней лениво следил такой же загорелый мускулистый парень, лежащий поодаль на разложенных лодочных сиденьях.

Я поднялся и пошел клеить лодку, проклиная этот пляж и русалок, которые шляются по утрам в голом виде, смущая простых рыболовов.

Вечером я взялся за приготовление рыбы холодного копчения. Вначале я сделал коптильню: вырыл в песчаном бугре короткую траншею, вставил в один ее конец отрезок широкой металлической трубы, найденный неподалеку, так, чтобы под трубой был проход для воздуха; потом закрыл траншею кусками ржавого железа и засыпал песком. Расширив траншею у входа, сделал что-то вроде топки. Все, коптильня готова. В трубу я намеревался поместить подсоленную рыбу, а в топке, как утверждает одна умная книга, надо поддерживать соответствующую температуру, сжигая там сырые ветви ольхи и ивняка.

Торжественно раскладываю в трубе рыбу на сетчатые противни, сделанные наскоро из проволоки, потом зажигаю в топке сухие щепки, подбрасывая ольховые ветви. Над моей коптильней задымился ароматный дымок. Заработала!

Коптильня действительно работала. Она поглощала огромное количество ветвей, и мне не пришлось за всю ночь спокойно просидеть больше получаса. Под утро я стал похож на шамана. В голове у меня почему-то вертелось загадочное слово «муталиб» – что-то среднее между словом «мутабор» из какого-то мультика и фамилией известного лидера Муталибова. Мне, не спавшему всю ночь, казалось, что это слово ниспослано какой-то участливой силой, дабы мои подсоленные подлещики благополучно превратились бы в копченых. Глаза мои слезились, а в горле першило от дыма, так как постоянно приходилось раздувать в топке тлеющие ветви.

На восходе солнца я попробовал первого подлещика. Он был сырым и совершенно не имел вкуса копченой рыбы. Его чешуя отливала едва заметной желтизной.

Разочарованный, я сидел у своей коптильни и вспоминал рекомендации, которые вначале показались мне не столь важными. А ведь было же сказано, что если ты хочешь отведать рыбы именно холодного копчения, то ты отведаешь, но… как минимум после двух суток непрерывного копчения. Да, тут, пожалуй, «муталиб» не поможет…

Махнув рукой на все это дымное занятие, оставляю рыбу в трубе и плетусь в ивняк искать червей, хотя какие в песке черви? Но на удивление нахожу их в тонком слое перегноя и под ним – во влажном песке, пронизанном корнями. Червей довольно много, только больно уж они невзрачны: зеленоватые и тонкие. Но выбора нет.

Под палящим солнцем выгребаю к бакену. Там уже виднеется несколько резиновых лодок и стоит одна красная «Обь».

Дела, по всей видимости, идут плохо. Кто спит в лодке, кто, полулежа, время от времени лениво выбирает леску и снова бросает в воду. Лишь изредка вскинется над лодкой подсачек на длинной рукоятке, и в нем блеснет серебряным боком небольшой подлещик.

Встаю неподалеку от черной старой «резинки». Рыболов скучающе смотрит в мою сторону и замечает:

– Бесполезно, земляк. Лучше в колодце рыбачить – не так жарко. С темноты сижу из-за пяти рыбок.

– Да я не рыбу ловить, так, поспать на воде, – пытаюсь отшутиться.

– Ну-ну…