Читаем Соколиный остров полностью

– Ну, чего ты, чего? Коньяка не пил, что ли, дурик? Вот и отвесил он тебе плюху. Ох, и летел ты парень. Думал, костей не соберешь.

– А когда он успел? – вяло спросил Чалдон, мотая головой.

– Когда… В полете извернулся, как кошка. Да и влепил тебе вдогонку. Аж звон пошел. Резкий, дъявол, хоть и косолапый…

Он что-то еще говорил, но Чалдона уже обступили мужики, похлопывали по плечу, теребили одобрительно. Медведь стоял тут же и пристально смотрел на него, словно запоминая. А там, у дома, вдруг взорвались голоса:

– Чего-чего, коньяк гони парню!

– Да не завалил он.

– Мы тебя счас завалим, лис рыжий! Как бы не знали твово зверя, так ладно. Не прощает он проигрыша, сразу бьет, ломает. От нас тоже парню премия будет. Гони!..

– Ладно, уймитесь.


Так же тихо падал крупными лохматыми хлопьями снег. Над синими сугробами, вначале один, а затем и по всей улице, затеплились домашние огоньки, отбрасывая желтые квадратики света в занесенные палисадники. Низкое теплое небо легло на черные ели, придавило мягко избы, дорогу за околицей и зарделось неярким заревом жилья.

В доме, где остановились взрывники-практиканты, невесело собирался народ. Кто, стыдясь, доставал из кармана черствый пряник, кто – кусок желтого сала в хлебных крошках. Владик Костолевский, закрывая подбитый глаз, выставил початую бутылку портвейна и сразу ушел спать, словно драный по весне кот. Юрка Басов не появился.

Наспех сварили на примусе чугунок подмороженной картошки, укрепили оплывшую свечу рядом с небольшой пушистой пихтой и, включив радио, сели кружком у небогатого стола. Где-то там, в далекой златоглавой, уже звенели бокалами, куранты били полночь. На десятом ударе дверь открылась под дюжим пинком, и в избу ввалился Чалдон, хмельной и снежный, словно только из сугроба. За ним семенил Васька Рыбин с ящиком в руках. Среди пакетов с морожеными пельменями, колбасами и копченым салом тускло светились винтовые коньячные пробки. Наступил Новый год…

Соколиный остров


Коротни – это церковь на высоком берегу Волги, старое кладбище с рассохшимися крестами да заросли чернобыльника, в которых чужеродно краснеет битый кирпич. Вот и все, что осталось от селения.

Через пролив, который с пуском ГЭС образовался на месте Ахмыловского озера, виднеется Соколиный остров. По крайней мере, так его называют сейчас. Это тоже бывшее селение, что легко определить по тем же кирпичным обломкам, ямам-погребам, заброшенным малинникам, в тени которых наливается злостью крапива в рост человека. Обрывистый берег острова по верхнему краю зарос ивняком, а внизу тянется пологая песчаная полоса, заваленная кое-где бревнами, вывороченными пнями, россыпью камней и кирпича.

Над довольно унылой равниной острова возвышается Соколиная гора – бугор с настоящими боровыми соснами, кроны которых бывают резко очерчены на фоне долгих летних закатов. Там солнце теряет свою силу. В пасмурные дни, когда Волга нездорово сера, бывает приятно взглянуть на бугор, где краснеют стволы сосен.

В один из августовских дней я приехал сюда и, выйдя из душного автобуса, сразу попал в мир света, простора и ветра, пахнущего теплой водой. Ветер дул с юго-востока, со стороны самой широкой части водохранилища, и волна приходила оттуда уже налившаяся силой, с белыми пенящимися барашками.

При виде этих крутых валов становится ясно, что встать на якоря сегодня равносильно самоубийству – захлестнет, затопит мою «Ак– Идель» с ее низкими бортами.

– Все, приехали, – уныло протянул попутчик – немолодой усатый рыболов, согнувшийся под громадным рюкзаком. Обтерев потное лицо кепкой, он обратился ко мне:

– Ну что, молодой человек, резиновая лодка – посудина ненадежная. Может быть, за ротанами махнем вон на пруд? Там, говорят, и караси на кило попадаются.

– Нет, пожалуй, – после небольшого раздумья отвечаю я. – Попробую все же на Волгу выйти.

– Ну, было бы предложено.

Рыболов, роняя капли пота с красного лица, поправил лямки рюкзака и пошел по направлению к пруду, который начинался сразу за дамбой. Постояв еще немного в сомнении, все же решаю перебраться на остров, а там видно будет.

Спустившись к воде, накачиваю лодку, бросаю ее на прибой, вдогонку, зашвыриваю рюкзак и пытаюсь отплыть от берега. Прибойная волна накрывает меня, и вот я уже насквозь промокший, а лодка полна воды. Отчаянно работая веслами, все же отплываю от берега, где волны сразу округлились, стали большими покатыми холмами. Лишь изредка самая шальная из них захлестывала лодку при резком гребке веслом, но мне уже все равно: я мокрехонек, как и рюкзак с находящимися в нем вещами.

Ветер дул в сторону острова. Подгоняемый им и волнами, я быстро миновал пролив и заплыл через узкую горловину в мелкий травянистый залив, напоминающий старое русло небольшой реки. Укрытый со всех сторон кустами, он был тих. Лишь временами ветерок рябил его поверхность. Здесь можно будет переждать ветер и заночевать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри
The Show Must Go On. Жизнь, смерть и наследие Фредди Меркьюри

Впервые на русском! Самая подробная и откровенная биография легендарного вокалиста группы Queen – Фредди Меркьюри. К премьере фильма «Богемская рапсодия!От прилежного и талантливого школьника до звезды мирового масштаба – в этой книге описан путь одного из самых талантливых музыкантов ХХ века. Детские письма, архивные фотографии и интервью самых близких людей, включая мать Фредди, покажут читателю новую сторону любимого исполнителя. В этой книге переплетены повествования о насыщенной, яркой и такой короткой жизни великого Фредди Меркьюри и болезни, которая его погубила.Фредди Меркьюри – один из самых известных и обожаемых во всем мире рок-вокалистов. Его голос затронул сердца миллионов слушателей, но его судьба известна не многим. От его настоящего имени и места рождения до последних лет жизни, скрытых от глаз прессы.Перед вами самая подробная и откровенная биография великого Фредди Меркьюри. В книге содержится множество ранее неизвестных фактов о жизни певца, его поисках себя и трагической смерти. Десятки интервью с его близкими и фотографии из личного архива семьи Меркьюри помогут читателю проникнуть за кулисы жизни рок-звезды и рассмотреть невероятно талантливого и уязвимого человека за маской сценического образа.

Лэнгторн Марк , Ричардс Мэтт

Музыка / Прочее
О медленности
О медленности

Рассуждения о неуклонно растущем темпе современной жизни давно стали общим местом в художественной и гуманитарной мысли. В ответ на это всеобщее ускорение возникла концепция «медленности», то есть искусственного замедления жизни – в том числе средствами визуального искусства. В своей книге Лутц Кёпник осмысляет это явление и анализирует художественные практики, которые имеют дело «с расширенной структурой времени и со стратегиями сомнения, отсрочки и промедления, позволяющими замедлить темп и ощутить неоднородное, многоликое течение настоящего». Среди них – кино Питера Уира и Вернера Херцога, фотографии Вилли Доэрти и Хироюки Масуямы, медиаобъекты Олафура Элиассона и Джанет Кардифф. Автор уверен, что за этими опытами стоит вовсе не ностальгия по идиллическому прошлому, а стремление проникнуть в суть настоящего и задуматься о природе времени. Лутц Кёпник – профессор Университета Вандербильта, специалист по визуальному искусству и интеллектуальной истории.

Лутц Кёпник

Кино / Прочее / Культура и искусство
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное