Выволакиваю из лунки за «шиворот» щучку килограмма на два. Вообще-то, можно считать ее поимку удачей вдвойне, поскольку заметил, что по льду щука попадается самозасеком не часто, видимо, из-за того, что живец цепляется под спинной плавник. При этом щука нередко накалывается, бросает живца или срывает его безнаказанно с крючка. И здесь, на Озере, снять поутру попавшуюся самоловом щуку случается еще реже, чем, к примеру, в зоне затопления ГЭС. Но там другая проблема. Если и сядет хищница на крючок, то не всегда выпутаешь ее из коряг.
Пьем чай за удачу и сверлим лунки недалеко от берега, напротив поваленной сосны. Окунишки поклевывают весело, но крупнее ладони нет.
По льду на Озере не дает Хозяин желтобоких тяжелых горбачей с брезгливо выпяченными губами, ни на мормышку, ни на блесну, ни на жерлицу, что самое обычное дело на волжских плесах. Может быть, там местный водяной более покладистый? Пробовал я в заносчивой гордости перехитрить озерного Хозяина. Было и так. Привез мальков и самодовольно-уверенно ждал хваток крупных окуней. Но мальков быстро истрепали те же «матросики» и лишь пяток двухсотграммовиков затесался среди колючей мелочи. А Хозяин, лукавый старик, посмеивался, наверное, в этот день, лучился добрыми морщинками, а потом все же пожалел меня, горемыку, с таким трудом добывшего малька, и подарил мне в откуп молодую щуку. Я в это время зло пил чай и ворчал на облака, похожие на глупых рыб. Было жалко мальков и сил на их поимку. Удочка лениво поползла в лунку, плюхнулась в черную воду, нырнула, снова всплыла и собралась опять нырнуть, наверное, в последний раз, как тут до меня все же дошло… Я машинально поднял удочку и вытащил килограммовую щуку на леску толщиной пятнадцать сотых миллиметра… Видимо, на малька, одного из последних оставшихся, взял окунек, а затем и – откупная подарочная щука.
И сейчас я не ждал клева крупных окуней, зная характер Озера. Наверное, это неспортивно – ловить остроглазых бойких рыбешек, изначально зная, что крупнее их ничего не клюнет. Но для меня ловля окунишек – лишь предлог для встречи с Озером и его тихой жизнью. А если и даст Хозяин хоть одну озерную золотую щуку, она весомей для меня пяти волжских крокодилов. Нередко я устаю в ветрах водохранилища, в бесконечности пространств, в многолюдной суете и бессмысленной матерщине на ловле леща у фарватера, где из-под руки следят и мешают друг другу, зло и ревниво забуриваясь рядом. И тогда я, чувствуя, что тоже заражаюсь этим, прихожу к Озеру и ловлю мелких окунишек, случается, только наедине с парой знакомых мне воронов и Хозяином, которого, впрочем, никогда не видел.
Мои сыновья еще надеются на чудо, и я их пока не разубеждаю. Но, наверное, им тоже надоедает дергать окунишек. Они начинают возиться в снегу. Уходят на берег. Оттуда раздаются взрывы смеха и падает сухостоина. Перепуганная сорока трещит, словно из «Калашникова», и давится по причине скорострельности своими же очередями. Летят снежные шапки с сосен, по лесу идет гул, и кажется, что встал из берлоги шатун-медведь, или сам Хозяин проснулся в дупле, почесался, глянул страшно зелёным глазом и начал спросонья пеньками кидаться… Это же разбой?.. Чего стоят их уверения о порядке как в детском саду?! Собираюсь нарушить нейтралитет, но тут замечаю торчащий флажок жерлицы. Бегу туда, вглядываясь: не вращается ли катушка? И тут вижу, что жерлицу, словно ветром сдуло, одним махом! Была, и нет! Здесь надо сказать, что стойка этой жерлицы была просто вморожена у лунки по причине надлома крепления. А подставка свободно прикрывала лунку. Изо всех сил бегу по льду. Поскальзываюсь на гладком льду и хватаю крутящуюся на подставке катушку. Будь лунка открыта, только бы я и видел снасть!.. На леске упруго сопротивляется крупная рыбина. Два-три раза подвожу ее к лунке и беру багром щуку килограммов на шесть. «Ну, Хозяин, не ждал, спасибо!..», – что-то вроде этого шепчу, а краем глаза вижу бегущих ко мне пацанов.
– Пап, здесь разве есть такая рыба?! – не верят они своим глазам, подбежав.
– Так вот же лежит, – радуюсь их удивлению.
– Ур-р-ра! Поймали!
Сорока, наконец, не выдерживает, срывается с поваленной сосны и улетает прочь, разнося по лесу грязные сплетни о нас.
Я победно волочу щуку к рюкзакам и удочкам. Мы снова пьем чай «по крови» и садимся дергать окунишек. Но, едва сев, подскакиваю: торчит еще один флажок! Смотрю на часы – десять утра. Классический второй щучий выход, минута в минуту. Но это скорее – «самострел». Не может быть такого везения.
Не Ветлуга же в конце концов, где случалось и до трех подъемов одновременно. Но там полно нахально-жадных «щипачей», а здесь – глухое озеро с осторожной рыбой. И все равно где-то внутри есть надежда.
– Дима, проверишь жерлицу? – спрашиваю буднично, словно для него это не в первый раз.
– А что?
– Да вон подъем.
– Я один?.. Сам?!
– Давай-давай.
Димка несется к жерлице, только снег по сторонам летит.