Соколы

Отчаянный жизнелюб и непоседа, Иванов не переносил одиночества и всегда тянулся к людям. Он не курил, не злоупотреблял спиртным, в семьдесят лет шагал широко и по-юношески задорно. И в пенсионные годы голос его не слабел. Он любил петь, не щадя голосовых связок. В компании его не надо было упрашивать. В Общественном совете он был самым активным. Если нужно было поехать с концертом в какой-нибудь отдел милиции в Подмосковье, он всегда с энтузиазмом говорил: «Я готов, едем!» Иногда звонил мне и предлагал: «Что-то мы давно не выступали у стражей порядка. Давай, организуй. Может, в Мытищи или в Серпухов махнем? Все равно куда». Однажды после такого концерта нас пригласили в баню. Он и там пел — не щадил свой голос. По этому поводу я вспоминаю, как дорожил своим голосом, как его берег коллега Алексея Петровича по Большому театру знаменитый бас Александр Огнивцев. Однажды я присутствовал в качестве гостя на юбилейном вечере выдающегося архитектора Дмитрия Николаевича Чечулина, проходившем в одном из ресторанов гостиницы «Россия», которая, кстати, как и Белый дом Правительства России, была построена юбиляром. За столом напротив меня сидела чета Огнивцевых. Я и моя жена были хорошо знакомы с Огнивцевым и бывали у них дома. Как обычно в таких случаях друзья и гости юбиляра провозглашали тосты, говорили в его адрес приятные слова. Кто-то из гостей — не помню, кто, подошел ко мне из-за спины и вполголоса сказал:

— Попросите выступить Огнивцева. Может, споет.

Огнивцевы жили в одном доме с Чечулиными, в «высотке» на Котельнической набережной, тоже построенной юбиляром, иногда встречались в компании единомышленников, и просьба спеть мне казалась вполне нормальной и естественной. Через стол я обратился к Александру Павловичу:

— Саша, юбиляр хотел бы услышать твой голос: Огнивцев легко кашлянул в кулак, уже был готов встать. Но вдруг его жена Анна Мелентьевна упредила решительным протестом:

— Нет, нет, Сашуля, тебе нельзя. У тебя послезавтра спектакль.

И Сашуля смущенно покорился.

О Борисе Едунове, Александре Огнивцеве и других речь пойдет чуть попозже, а пока что об Иванове. Отметив свой семидесятилетний юбилей, он вдруг загорелся желанием обзавестись собственной автомашиной. Денег на новую у него не было, а страсть сесть за руль одолевала. Идея иметь собственные колеса — ездить на дачу — находила понимание и поддержку у его жены — Зои Николаевны. Алексей Пирогов и я всячески отговаривали.

— Ты лучше в космонавты пошел бы, там простор и ни на кого не наедешь, — ворчал Пирогов.

— Ни одно ГАИ не выдаст тебе права, — пытался убедить я. Но все наши уговоры, ирония и насмешки были бессильны остановить порыв его мечты: он таки купил старенький, основательно изношенный «уазик», — на лучшее денег не хватило. С большим трудом, хотя и быстро, кое-как освоил шоферское ремесло и получил права на вождение. Думаю, что сотрудники ГАИ, выдавая ему документы на право вождения, были неоправданно снисходительны. Его шоферская эпопея — это смесь комического и трагического: смех и слезы. Московские улицы для него были слишком узкими, и стоя у красных светофоров, он огрызался направо и налево на иронизирующих над ним водителей. «Болван», «осел», «кретин», «придурок» — были не самыми язвительными репликами. Как-то раз он посадил в машину Алексея Пирогова, и того хватило всего лишь на два квартала.

— Останови, избавь меня от такой езды! — в ужасе вопил Алексей Степанович и покинул машину. Потом меня предупреждал: — Ты, Михалыч, не рискуй, умоляю тебя — не садись в его машину. Она неуправляема. А потом, эта немыслимая перебранка с соседними водителями. С ума сойдешь.

И все-таки я рискнул. Нас с Алексеем Петровичем пригласили выступить. По телефону спрашивают:

— Куда за вами прислать транспорт?

— Не надо посылать: мы приедем на своем, — ответил Иванов. Пока мы добирались от Ленинского проспекта, где жил Иванов, до Рублевского шоссе, я вспоминал предупреждение Алексея Пирогова: за рулем сидел непросто неумелый, неопытный водитель, а самоуверенный лихач. До Рублевского шоссе мы добрались без происшествий. А на правительственной дороге нагнали грузовик, шедший со скоростью черепахи. Обгон здесь запрещен.

— Из-за этой клячи мы опоздаем, — нервничал Алексей Петрович.

— Что будем делать? Может, рискнем, обгоним? А если что — предъявим свои милицейские удостоверения.

Кстати, удостоверение члена Общественного совета ГУВД не раз выручало неумелого водителя Иванова.

— Здесь не выйдет, здесь за порядком следят ребята из Дзержинки, — сказал я.

— А почему форма на них милицейская?

— Дело не в форме, а в содержании. Но делать нечего, давай рискнем. Авось пронесет. За нами тянется белый «Москвич». Небось нас материт, как мы эту черепаху.

И мы нарушили, обогнали. Вслед за нами белый «Москвич» нарушил. Не проехали и сотни метров, как голос из невесть откуда возникшей милицейской машины приказывает нам остановиться. Мы свернули на обочину. «Москвич», обогнав нас, тоже остановился. К нему подошел капитан, козырнул и потребовал документы.

— Влипли, — печально выдавил Иванов.