Сокровенная Россия: от Ладоги до Сахалина

Прозрачная вода поигрывает отраженными лучами над цветным галечным дном. Путь лежит по краешку берега, по заросшим скользким камням, между коими – заболоченная тундра. Вершина Монгун-Тайги провожает нас, медленно скрываясь в черном мраке, из которого спадают вниз черные космы дождя. Через пару часов на том хребте, откуда мы созерцали просторы Хиндиктиг-Холя, закрутятся снежные вихри.

«Как ваш скот? Как ваши дети?» В долине Саглы

Долина реки Саглы широко раскинулась на высоте около 1800 метров между отрогами хребтов Западный Танну-Ола и Цаган-Шибэту, спускаясь от подножия горы Арзайты к монгольской границе. Река петляет по степной равнине, вдоль краев которой стоят громадные, поросшие таежной зеленью горные стены. Издали они кажутся отвесными. А юрты у их подножий – крохотными.

В центре долины видны остатки сооружения, которое местные жители назвали Улуг-Хорум – Великий курган. От массивной каменной насыпи расходились в стороны лучи, выложенные из камня. По концам лучей – каменное же кольцо. Когда в 1968 году археолог А. Д. Грач раскопал насыпь, оказалось, что погребений там нет (кроме нескольких поздних, так называемых впускных). Улуг-Хорум был не погребальным сооружением, а святилищем, местом совершения культов, возможно связанных с поклонением солнцу. Такие сооружения встречаются только в Монголии и Туве. Их называют херексурами. Это – наследие глубокой древности, эпохи ранней бронзы. Сооружены они были задолго до скифских времен, но в наиболее ранних курганах центральноазиатских скифов есть черты сходства с херексурами. Улуг-Хорум, возможно, ровесник Троянской войны…

С грунтовой дороги, пронзающей насквозь Саглынскую степь, свернули по ухабам вдоль маленькой речки. Через десять минут наш уазик под неумолчный собачий лай тормозит возле стойбища. Две юрты, загон для телят, мирно разлегшиеся овцы, пасущиеся лошади. Многочисленные дети разных возрастов.

Дверь юрты отворяется, и появляется хозяин. Худощавая сутулая фигура, кривые кавалерийские ноги, узловатые ладони. Коричневое, опаленное солнцем лицо прорезано глубокими морщинами. Зовут его Кара-Сал, в переводе – Черный Ус.

– Здравствуйте, эки!

– Эки, здарова!

– Мы вот археологи, ездим, курганы смотрим. Курган, хорум, да?

– Археологи, но! Я знай. Хорум, да, есь, многа хорум.

Происходит называние по именам, непременное угощение сигаретами и закуривание.

– Мы из Петербурга, ну из Ленинграда.

– Ленинград знай, да.

– Тут ведь недалеко Грач копал. Грач, знаете?

– А! Грач, да! – Старик оживляется, улыбка разглаживает его черные морщины. – Грач там копал. – Машет рукой за гору, в сторону Улуг-Хорума. – Я у Грача копал.

Река Барлык

Вежливая беседа продолжается. Мы узнаем, что у старика Кара-Сала девять сыновей и пропасть внуков. Старший внук лет на пять старше младшего сына. А овец много? Много, да. А лошадей? Тоже много. А коровы? И коровы есть. Оглядываюсь вокруг: парень гонит с гор отару, голов 200–300; еще сотня овец лежит, пользуясь нежаркой погодой, возле стойбища. Да, скота довольно.

Во время разговора старуха-жена и подростки стоят вокруг. Кара-Сал быстро отдает какой-то приказ, и двое подростков бегут в сторону отары. Хозяйка хлопотливо уходит – руководить хозяйственным процессом.

Барашка зарезали мгновенно и безболезненно, с хирургической точностью и спринтерской скоростью. Задача – не пролить на землю ни капли крови. Кровь содержит в себе душу живого существа. Если она прольется на землю, то душа погибнет; если останется в теле или будет выпита и съедена другим существом – то душа возродится в новом воплощении. (Именно поэтому у древних монголов страшной казнью было отсечение головы, а гуманнее всего считалось сломать приговоренному позвоночник и оставить в степи. Так, к примеру, был умерщвлен старший сын Чингисхана Джучи – скорее всего, по приказу любящего отца.)

Кровь аккуратно выливают в таз. Женщины разбалтывают ее с мелко нарезанным луком и чуть-чуть солят – это заготовка для блюда, именуемого «хан». В юрте на очаге уже кипит котел. Туда бросают голову, ребра, курдюк, почки, легкие, потом – хан. Часть кишок нарезают ленточками, сплетают с салом в косички – это называется «чореме», его тоже кидают в котел.