Сокровенная Россия: от Ладоги до Сахалина

На вершине в зарослях высоких трав греются на солнце два береговых орудия. Огромные стволы, высовывающиеся из гигантских вращающихся башен. Внутри, в скале, – устрашающее сооружение: шесть этажей, лифты, казармы, снаряды, подъемники. Перед нами Ворошиловская батарея, главная и самая, наверное, впечатляющая часть системы береговой обороны Владивостока. Система эта, раскинувшаяся на континентальном берегу и на островах, в целом называется Владивостокская крепость.

Первые укрепления на Русском были возведены в 1880-х годах для прикрытия входа в Босфор Восточный. Строительство новых фортов и батарей продолжалось более полувека. Ворошиловская батарея была врезана в эту гору в 1930-х годах. Среди местных жителей бытует легенда, что установленные здесь орудия были сняты с таинственно и трагично погибшего в 1916 году в Севастополе линкора «Императрица Мария». На самом деле эти башни со стволами 305-миллиметрового калибра украшали когда-то другой корабль – линкор Балтийского флота «Полтава», разобранный в 1920-х годах.

Сейчас эти орудия выглядят спокойно, мирно. Под ними, в подземных казематах, музей. Стволы смотрят в океанскую синь.

Японское море. Пролив Лаперуза

На остров Сахалин можно прилететь на самолете, можно добраться по железной дороге и морским паромом от порта Ванино. Но наилучший путь – из Владивостока на корабле. Два-три дня: Японское море, пролив Лаперуза, залив Анива, порт Корсаков. Здесь, в заливе Анива, в октябре 1806 года бросил якорь бриг «Юнона», всем известный по опере Алексея Рыбникова на стихи Андрея Вознесенского «Юнона и Авось».

Море есть море, и оно всегда одно и то же. Его неистощимое однообразие рождает в нас поэтические ощущения. Описать море можно только в стихах:

…А утром уходил Владивосток
в туманное и влажное пространство,
где нет ни Вас, ни берега, ни скал…
В небытие, должно быть. Я искал
страничку с Вашим адресом. Напрасно.

Поэтому я к Вам пишу – туда,

куда не ходят письма и откуда
не ждут ответа. Моросит. Простуда
мне обеспечена. Кругом вода.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сейчас идем проливом Лаперуза.
Тем самым. Тихо. Сумерки. Вдали
я вижу край японския земли,
и маячок, как зернышко арбуза,

чернеет на чуть видимом мыске.

В нем луч – фонарь эпохи Карафуто.
Как странно, что – о Вас. Ведь наяву-то
о Вас не вспоминалось. На песке.

Чем дальше мы, тем души наши ближе.

Закон исхода. Дальше, чем теперь, —
нам никогда не быть. Крылечко, дверь,
ступеньки… Там встречают… Кто? Не Вы же!

Не Вы. Вам не понять. Поднять рукав,

закрыться от луча, в ворсинки тычась…
За десять тысяч верст! За бездну тысяч
мгновений! – Вдруг вот эта близость. Встав

сегодня с левой, я хлебнул из фляги.

В ней было – что всегда. Еще на раз
осталось. Я не помню Ваших глаз.
Наверно, серые. Конец бумаге.

Я Вас… Я к Вам… Простите. Лабуда.

Да вы и не прочтете. Лбом об правду.
Сойду на берег – в никуда отправлю.
И сам отправлюсь. Дальше. В никуда.

Куда ж нам плыть? Шар всюду одинаков.

Я видел Вас… Или не Вас… Строка
уперлась в краешек листка. Пока.

Двадцатое июля. Рейд. Корсаков

Южный Сахалин. Сусунайская долина