За ярославскими и вологодскими лесами, от пересыльного Котласа берет начало Северная железная дорога. 501-я стройка. По грандиозному сталинскому замыслу железная дорога должна была пройти сквозь весь советский Север, соединив Москву и Ленинград с Колымой и Чукоткой. В нечеловеческих условиях Заполярья, на мерзлоте, в тундре работу по этому строительству могли выполнить только зэки. И их погнали сюда – эшелонами, десятками тысяч, на морозы и в пургу, в летние комариные болота, на съедение мошке, на голод и смерть. Сколько здесь их погибло, замерзло под снегом, осталось гнить в неглубоком водянистом слое надмерзлотного грунта – один Бог знает. Во всяком случае, во много раз больше, чем теперь живет на всем этом пространстве живых.
Поезд идет, кажется, уже бесконечно долго среди низкорослых и чахлых березняков, безлюдного, неприютного леса – и вот на восточном краю горизонта появилась туча; но поезд идет и идет, и это уже не туча, а увенчанные снегом горы: Полярный Урал, Камень, как называли его древнерусские первопроходцы. Действительно камень, с миллионолетней недвижностью лежащий меж Европой и Азией. С появлением Уральских гор леса исчезают, сходя на нет в наполненный тихим светом простор тундры. И Север, вливаясь в окно белизной бесконечного полярного дня, берет тебя за сердце, чтобы не отпустить никогда.
Север – это как любовь: сочетание красоты и страха. Жизнь отдельного человека и существование целых народов – как развалины заброшенных лагерных бараков – теряются в его всепоглощающем пространстве.
Не доезжая до Воркуты, поезд поворачивает к востоку и, огибая горы, долго идет вдоль берега полярной реки Усы. Названия станций звучат колдовски: Сыня, Янью, Сивая Маска, Выпью. За станцией Елецкая я увидел то, что показалось мне чудом. Вечер июльского полярного дня, светлый полусумрак, мягкая розовая акварель, переходящая по горизонту с запада на восток, черные безжизненные каменные горы, на северных и затененных изгибах которых лежит снег, немыслимое холмистое безумие тундры, поблескивающее болотами сквозь желтоватый ковер кустарника, речка в голых галечных берегах, безлюдье и беззвучье… И вдруг – в излучине реки, под темным массивом горы – четыре чума, и выбегающий из них дымок, и прислоненные нарты, и собаки.
Коренное население этих мест – ненцы. За Уралом, за Обью с ними соседствуют ханты. Народы немногочисленные: много людей тундра, да и тайга прокормить без ущерба для природы не в состоянии. До недавнего времени эти народы сохраняли традиционный, тысячелетний уклад жизни. Ханты – лесовики, охотники. Ненцы – обитатели тундры. По необъятным тундровым просторам они перегоняли (и перегоняют) стада оленей, в чистейших речках ловили рыбу и тем жили. Олень – исключительно ценное и чистое животное; все от него получаемое – мясо, молоко, шкура – ценно и стоит дорого на мировом рынке (везде, впрочем, кроме России…). Оленьи рога – панты, – те вообще драгоценность, редчайшее лекарственное сырье, природное средство омоложения и здоровья и ценятся в прямом смысле почти на вес золота (и опять везде, кроме как у нас).
Жилище ненца – чум: конус из длинных жердей, обтянутых оленьими шкурами. Жилище очень простое, но обладающее многими достоинствами: чум вместителен, легко переносится с места на место, прекрасно держит тепло и к тому же асептичен благодаря особым свойствам оленьих шкур. Даже и сейчас ненцы, живущие в поселках, где для них советская власть заботливо выстроила стандартные деревянные дома, все же предпочитают чум. Тут можно видеть странную картину: стоит дом, участок с забором, что-то вроде огорода – а на участке рядом с домом чум; и живут в чуме, а дом используют как сарай, свинарник и туалет. Тем более естествен чум в тундре, где его владельцам приходится совершать немалые перекочевки с оленьими стадами.
Насколько редко население тундры – тому приведу пример. Весь полуостров Ямал, который тянется с юга на север на добрых 700 километров, составляет один (один!) район Ямало-Ненецкого автономного округа. Население этого «района», который по площади равен примерно Португалии, – 14 000 жителей. Половина из них живет в поселке Яр-Сале, райцентре; вторая половина еще в двух-трех поселках. Всех ненцев-оленеводов от этого количества – четыре процента, то есть около 600 человек, включая малых детей. Эти-то 600 человек, 100 семей, 100 чумов, и есть население безграничной ямальской тундры. Прикиньте расстояния между ними и очагами цивилизации, вспомните о климате и бездорожье – и постарайтесь представить, из каких проблем складывается жизнь этих хозяев северных просторов.