Сокровенные мысли. Русский дневник кобзаря

— Меня поставил бог над русскою землею,—
Сказал нам русский царь:
— Во имя божие склонитесь предо мною,
Мой трон — его алтарь!
Для русских не нужны заботы гражданина,
Я думаю за вас!
Усните. Сторожит глаз царский властелина
Россию всякий час.
Мой ум вас сторожит от чуждых нападений,
От внутреннего зла,
Пусть наша жизнь течет вдали забот в смиреньи,
Спокойна и светла!
Советы не нужны помазаннику бога:
Мне бог дает совет.
[Народ идет за мной невидимой дорогой
Один я вижу свет.]
Гордитесь, русские, быть царскими рабами,
Закон ваш — мысль моя!
Отечество вам — флаг над гордыми дворцами,
Россия — это я.
Мы долго верили: в грязи восточной лени,
И мелкой суеты
Покорно цаловал ряд русских поколений
Прах царственной пяты.
Бездействие ума над нами тяготело.
За грудами бумаг,
За перепискою мы забывали дело;
В присутственных местах
В защиту воровства, в защиту нераденья
Мы ставили закон;
Под буквою скрывались преступленья,
Но пункт был соблюден;
Своим директорам, министрам мы служили,
Россию позабыв,
Пред ними ползали, чинов у них просили,
Крестов наперерыв;
И стало воровство нам делом обыденным,
Кто мог схватить — тот брал,
И тот меж нами был всех более почтенный,
Кто более украл.
Развод определял познанье генерала
Глуп он, или умен,
Церемониальный марш и выправка решала.
Чего достоин он.
Бригадный командир был лучший губернатор,
[Искуснейший стратег],
Отличный инженер, правдивейший сенатор,
Честнейший человек.
Начальник, низшего права не признавая,
Был деспот, полубог;
Бессмысленный сатрап был царский бич для края,
Губил, вредил, где мог.
Стал конюх цензором, шут царский адмиралом,
Клейнмихель [213] графом стал!
Россия отдана в аренду обиралам…
Что-ж русский? Русский спал…
Кряхтя, нес мужичок, как прежде, господину
Прадедовский оброк;
Кряхтя, помещик нес вторую половину
Имения в залог.
Кряхтя, попрежнему дань русские платили
Подьячим и властям,
Качали головой, шептались, говорили,
Что это стыд и срам,
Что правды нет в суде, что тратят миллионы,
— России кровь и пот,
На путешествия, киоски, павильоны, [214]
Что плохо все идет.
Потом за ерелаш садились по полтине;
Косясь по сторонам,
Рашели хлопали, бранили Фреццолини, [215]
Лорнировали дам
И низко кланялись продажному вельможе
[И грызлись за чины,
И спали, жизнь свою заботой не тревожа]
Отечества сыны!
Иль удалялись в глушь прадедовских имений
В бездействии жиреть,
Мечтать о пироге, беседовать о сене,
Животным умереть.
А если кто-нибудь средь общей летаргии
Мечтою увлечен,
Их призывал на брань за правду и Россию,
Как был бедняк смешон!
Как ловко над его безумьем издевался
Чиновный фарисей,
Как быстро от него бледнея отрекался
Вчерашний круг друзей!
И под анафемой общественного мненья
Средь смрада рудников
Он узнавал, что грех прервать оцепененье,
Тяжелый сон рабов;
И он был позабыт; порой лишь о безумце
Шептали здесь и там:
“Быть может, он и прав… да жалко вольнодумца,