Он знал своих пасомых – они были его чада; он чтил старцев и стариц, которые жили в Дмитрове и его окрестностях, бывал у них, просил их святых молитв. Часто навещал он подвизавшуюся во Влахернском монастыре старицу-схимонахиню Серафиму (Кочеткову), которая утешала его своими беседами. Постоянно бывал пастырь и в древней Пешношской обители, где под спудом почивали мощи Преподобного Мефодия – основателя монастыря, а в монастырской Сергиевской церкви находился чудотворный и очень почитаемый образ Богоматери «Прежде Рождества и по Рождестве Дева», прославившийся чудесами во время эпидемии холеры 1848 года. Неустанные заботы архипастыря о спасении своих пасомых принесли духовные плоды. Когда Православную Церковь охватила обновленческая смута, и почти половина всего московского и питерского духовенства впала в раскол (к июлю 1922 года из 73 епархиальных архиереев только 36 остались верны Патриарху), – в Дмитровском викариатстве все до одного храма оставались православными.
Епископ Серафим и настоятель Пешношского монастыря
Зная о том, что гонения на православных скоро усилятся, Владыка предупреждал свою паству: «Крепитесь, держите веру вашу. Сами будьте стенами, Церковью Бога Живаго. Ибо враг ополчился на Церковь Христову, но врата ада не одолеют ее… Возлюбленные мои, пусть не будет среди вас материалистов, променявших дар Апостольства на мишуру мира, на 30 серебренников, пусть не будет гордых умников, Каиаф и Пилатов пусть не будет среди вас… Паства моя, дмитровцы мои родные! Молю Господа я, архипастырь ваш, чтобы вы избегали страшного рва сатанинского, чтобы вы все крепко держались за простертые к вам руки, чтобы всем нам воспевать: “Слава Тебе, показавшему нам свет”».
В годы служения в Дмитрове Владыка учредил братство Животворящего Креста Господня, члены которого должны были, прежде всего, проводить в жизнь самую главную евангельскую заповедь: «Любите друг друга». На Пасху 1922 года епископа Серафима вызвали в Дмитровский исполком. Чада Владыки собрались перед зданием исполкома и требовали его возвращения: «Отдайте нам нашего Владыку!» Люди не уходили до тех пор, пока епископа Серафима не отпустили. С торжественным пением «Христос Воскресе!» народ вернулся в собор со своим пастырем. Но вскоре, в конце ноября 1922 года, Святитель получил повестку из Москвы. Расчет чекистов был прост: во избежание возмущений дмитровцев арестовать епископа в столице. 27 ноября/10 декабря 1922 года, в день Знамения Пресвятой Богородицы, Владыка Серафим в последний раз служил в Дмитрове.
«Христос и в тюрьме есть»
29 ноября/12 декабря, приехав в Москву, Владыка Серафим зашел к своим близким знакомым и уже оттуда направился на Лубянку. Этот день был началом его крестного пути – почти все оставшиеся пятнадцать лет своей жизни он проведет в заключениях и ссылках… До позднего вечера ждали архипастыря его духовные чада и келейник Аристарх, сопровождавший епископа в Москву. Когда стало ясно, что Владыку уже не отпустят, отравились на Лубянку и там узнали о его аресте. Из писем епископа Серафима известно, что в тюрьме ГПУ на Лубянке его держали в подвале 10 дней, и он ничего в это время не ел, принимая только Святые Дары, которые ему удалось пронести с собой. Когда допросы закончились, Владыку Серафима перевели в другую московскую тюрьму— Бутырки. Епископ Арсений (Жадановский) и старец Алексий (Соловьев) благословили духовную дочь Владыки Серафима – Анну Патрикееву – заботиться о заключенном архипастыре. После долгой волокиты удалось оформить документы на удочерение Анны епископом Серафимом, и теперь, как приемная дочь, она могла рассчитывать на свидания со своим отцом и на сопровождение его к месту ссылки. У ворот Бутырок дежурили дмитровцы. Передач заключенному пастырю приносили так много, что батюшка кормил всех страждущих.
В ту пору в Москве уже было известно, какие нечеловеческие условия встречают в Бутырках заключенных. Тело епископа Серафима, изъеденное вшами, покрылось струпьями, и, чтобы приложить трубку, врачу пришлось подкладывать бумагу… Но Владыка ни на что не жаловался, все сносил, всех утешал, называл свое пребывание в неволе «душеспасительным заключением». Писал дмитровцам: «Я духом бодр и крепок, телом занемог, но теперь поправляюсь. Христос и в тюрьме есть, сладко беседовать с ним можно и здесь… Никогда не получал я столько утешения, света и радости, как в тюрьме. Внутренно Господь так стал утешать меня, таким миром и сладостию и радостию увеселяет душу мою, чего на свободе никогда не испытывал…»