Сокровища Анны Моредо

– Не торопись, – остановила его девушка. – До последнего вздоха я буду помнить этот день, и буду признательна тебе за подаренное мне счастье. Но… я не смогу ответить тебе взаимностью.

– Почему же?

– Я не смогу поступить так с тобой.

Рикардо встал на колени, не стесняясь, что кто-то может увидеть их со стороны.

– Почему, Анна? Я люблю тебя, и я ничего не боюсь. Если ты… – он никак не мог подобрать слов. – Если…

– Стесняюсь того, что стала калекой? – помогла она. – Нет, Рикардо, дело не в этом. Дело в любви. Когда-то, совсем недавно, у меня было ее очень много. Но сейчас ее осталось совсем чуть-чуть. Жалкие крохи. И я дала себе слово беречь их. И я не могу предать это обещание.

– Моей любви хватит на нас двоих! – воскликнул Рикардо Нуньез. – Я посвящу тебе всю свою жизнь! Я обещаю…

– Не надо, Рикардо. Прости меня, мне очень жаль, – Анна прижала руку Рикардо к щеке и поцеловала ее. – Когда-нибудь, возможно, я расскажу тебе, на что потратила свою любовь. А ты уже сделал для меня так много – ты вернул мне жизнь, от которой я, глупая, чуть было не отказалась. И этой жизни мне достаточно. Еще и твоя – этого будет за много. Я не могу поступить так с тобой, с одним из самых дорогих мне людей.

Рикардо стоял под дождем, не замечая его. Раздавленный, он искал в своем сердце надежду:

– Может, ты передумаешь со временем?

– Никогда не знаешь того, что произойдет со временем, – ответила Анна Моредо. – В тебе много любви и много добра, Рикардо. Гораздо больше, чем, я могла бы у тебя взять. Ты обязательно найдешь того, кому они пригодятся.

* * *

– Дождик накрапывает. Совсем, как в тот день, – произнесла донья Анна. – Падре? Пора приступать.

– Не знаю, донья Анна, – голос отца Паскуале дрожал от негодования и сомнений. – Мне по-прежнему все это не нравится. На подобное венчание я предпочел бы получить разрешение у кардинала, или, учитывая его, м-м-м… необычность, даже у Ватикана!

– Тогда, может, и пожертвования на базилику вы у них попросите? – потерявшая терпение Анна пошла на шантаж. – Чек, если что, еще не подписан. Да и раку с мощами святой Моники без денежной компенсации из Сан-Агустина вам не получить, сами знаете. Не хотите, я все равно найду, кто нас обвенчает. И за гораздо меньшую сумму!

– Прости меня, Господи… – пробормотал священник, склеив пальцы в смиренном жесте. – Хорошо, донья Анна, хорошо! Пусть то, что вы затеяли, и во что вмешали меня, обернется истинным благом. Надеюсь, господь поймет нас обоих…

* * *

Так сильно Санта-Монику не лихорадило с тех пор, как в доме доньи Анны Моредо обнаружили сокровища невероятной стоимости.

Во-первых, трагически погиб мэр города – Эмилио Мануэль Хорхе Ортега. А также его секретарша, любимая всем городом многодетная Исабель Фернандес. Несчастный случай, в страшном пожаре уничтоживший дом Ортеги, забрал их на тот свет.

Во-вторых, свел счеты с жизнью сошедший с ума и взорвавший здание мэрии аптекарь Рикардо Нуньез. Судя по всему, он же перед этим потравил в городе собак и птиц с рыбами. Помня его человеконенавистнический характер, этому мало кто удивился. И уж совершенно точно никто (почти) не расстроился по поводу его кончины.

В-третьих, в казну города неизвестно откуда поступила громадная благотворительная сумма пожертвований, позволившая начать строительство крупнейшего в регионе парка развлечений. Такого нужного Санта-Монике, едва не оставшейся вдалеке от туристических потоков, пронизывающих всю остальную Андалузию. У города появился реальный шанс, преодолев многолетний кризис, продолжить жить с оптимистичным взглядом в будущие дни.

Печальные кончины Бенито Батисты, Агнешки Петржак и Хосе Родригеса оставили в городских пересудах меньший след. Первые двое были для города посторонними, а последний отдал богу душу, что и говорить, трагически, но – за пределами города.

Из событий еще менее значимых стоило отметить ранение в горах очередного тупицы-туриста. Который, судя по всему, по незнанию забрел в местные охотничьи угодья и подставился под выстрел браконьера.

Комиссар Эстебан Линарес с большим трудом разрулил все вопросы, связанные с преступлениями своего друга Эмилио Ортеги. Полицейское управление в Севилье, перед которым он отчитывался по рангу, получило объяснения по всем вопросам.

Все, что можно, свалили на несчастного Нуньеза, которому было уже все равно. Кое о чем пришлось попросить Макса Рибальту, составлявшего отчеты об осмотре тел. Допустить, чтобы на свет выплыла правда об истинных виновниках, Линарес не мог. Мэр города и практически его символ, мать-героиня Исабель Фернандес – их преступления опорочили бы Санта-Монику на века.

Против подобного позора выступили не только комиссар и посвященный во все Адриан Молина, но даже сама донья Анна.

– Рикардо простит, – заявила она уверенно. – Его и при жизни не заботило мнение других, чего уж говорить теперь. Пускай весь город будет ему должен. Ему было бы приятно такое знать.

* * *

На городском кладбище Санта-Моники подобные слова звучали впервые.