Сокровища глубин

Половина птиц Вильсона вымерла, но некоторые остались живы по милости Полло, который их кормил и чистил их клетки. Он начал было разговаривать с Окумом о них, но старый моряк свирепо напустился на него.

– Ступай к своим горшкам и кастрюлям, чернушка.

Полло отскочил от него с испуганным и оскорбленным видом, и Окум, подозревая, что кубинец недалеко, как это случалось всегда, когда бывшие пленники разговаривали между собой, – продолжал ворчать.

«Бедняжка Полло! – сказал себе Сэм, садясь против клетки и задумавшись. – Желал бы я знать, птичка, принесешь ли ты своему барину весточку, если я выпущу тебя».

Он думал несколько минут, потом покачал головой.

«Нет, не годится, даже если бы ты могла говорить».

Он прошелся по палубе и увидел, что у разбитого люка стоит часовой, а другой часовой у входа в каюту, и так было всегда, потому что кубинец держал всех в такой строгой дисциплине, что если бы капитан Стодвик поступал так, как он, то шхуна никогда не была бы взята.

Сэм поджидал удобного случая, когда пленники вышли на палубу, но скоро увидел, что всякая попытка перемолвиться с ними хоть словом, была бы гибельна для того предприятия, которое он замышлял.

«Должен буду обратиться к птичке», – сказал он себе наконец.

На другой день на рассвете он отворил клетку и выпустил птичку, она, пользуясь своей свободой, взлетела на мачты, чирикала, потом спустилась к каюте, привлеченная особенным свистом, и опять поднялась, позволила себя поймать и посадить в клетку.

«Это годится», – сказал себе Сэм и продолжал работать.

Все утро приготовляли водолазный аппарат, и Расп старательно осмотрел морское дно.

– Все хорошо, – сказал он кубинцу, – теперь пошлем вниз старика Паркли.

Паркли призвали на палубу, и первым его побуждением было отказаться идти.

– Лучше ступайте, – сказал Расп, ухмыляясь. – Я так думаю, что если вы не захотите идти в водолазной одежде, так вас, пожалуй, пошлют туда без нее.

Нечего было делать, надел Паркли водолазную одежду и пошел. Потом позвали Дача. Лоре и его матросы были вооружены, Дач чувствовал, что всякое сопротивление бесполезно, и он пошел. Они вместе с Паркли расчищал песок и траву около потонувшего корабля.

Нашли несколько слитков, отправили их наверх, но для обоих было очевидно, что придется проработать много дней, прежде чем они доберутся до главного запаса сокровища.

Прошел еще день, и Дач с восторгом удостоверялся, идя под воду, что в душе Лоре над всем преобладала жадность и что он пока забыл о своей любви к Эстере.

На следующее утро на рассвете Вильсон проснулся прежде всех, попозже Дач присоединился к нему посидеть у окна каюты и насладиться свежим утренним ветерком, который был восхитительно прохладен, когда послышалось веселое чириканье, и канареечка прилетела в разбитый люк и села на стол.

– Дик, Дик! – вскричал Вильсон со слезами радости на глазах. – Мой хорошенький Дик!

Птичка села к нему на палец, повернула головку на одну сторону, потом на другую и смотрела ему в лицо блестящими глазками.

– Что такое у нее под крылышком? – вдруг спросил Дач.

– Бумага, – ответил Вильсон.

Действительно, свернутый лоскуток бумажки был привязан под крылышко. Бумажку развернули и на ней было написано карандашом:

«Будьте тверды и ждите. У вас есть друзья. Работайте и ждите».

– Может ли это означать вероломство? – сказал Дач сомнительно.

Он пошел прочесть записку капитану, Паркли и доктору и спросить их мнения.

– Нет, – сказал доктор, – это не вероломство, это написал друг.

– Вижу, – шепнул Дач, и лицо его вспыхнуло от радости!

– Что такое? – спросил капитан.

– Я знал, что старик Окум и Расп не могут быть негодяями, они только отводят глаза кубинцу. Они наши друзья.

– Должно быть, так, – согласились другие.

И было решено не посылать никакого ответа, а просто выпустить птичку.

Глава XXXVI. Рассказ Сэма Окума

С этого времени Сэм Окум начал записывать все, что происходило на шхуне, не пером и чернилами, а в голове, а потом перенес все это на бумагу, и так как его наблюдения имеют непосредственное отношение к этому рассказу, то мы здесь их и приведем.

Время тянулось очень медленно и, не имея никакого особенного дела, я сошел вниз в ту каюту, где Вильсон поместил своих птиц, бедняжечки чирикали с взъерошенными перышками, потому что у них не было ни воды, ни семян. Множество лежало мертвых. Дав им водицы, семян, теста, я начал подбирать мертвых, как вдруг кто-то дотронулся до моего плеча.

– Что, хотите свернуть шею остальным? – спросил Лоре.

Это он сошел вниз наблюдать за мною.

– Зачем, – сказал я. – Лучше их выпустить на тот остров, у которого мы стоим. Как они хорошо поют!

– Ступайте, Окум, – сказал Лоре. – Мы играем в опасную игру, и вы присоединились к нам. Не сыграйте каких-нибудь штук или…

Он не сказал более ни слова, но пристально посмотрел на меня.

– Штук! – заворчал я. – Никаких штук я играть не намерен. Я действую, как надо, и ничего не боюсь.

Он опять ушел наверх.

– Подозрительная собака! – пробормотал я, начал думать о том, о чем уже думал прежде.