«Я, Анатолий Георгиевич, сделал дядю Валеру: мои таймени больше его щук, – похвалился Гриша. – А потом ему щука килограммов на пятьдесят попалась. Смотрите, что она сделала с его немецким удилищем – разнесла в щепки!»
На этом Зуев посчитал правила этикета полностью соблюденными.
«Вас нужно срочно отвезти в райцентр, в больницу, – строго сказал он и прибавил уже не терпящим возражений тоном: – Не спорьте! Вам нужна квалифицированная медицинская помощь. А здесь даже и медпункт закрыли. Встанете?»
Раненый кивнул. С помощью Зуева и Гриши он поднялся и, опираясь на них, заковылял к машине. Он был в шоковом состоянии, его трясло.
«Замараю машину кровью!» – прохрипел он.
«Вымою, не парьтесь», – отмахнулся Зуев.
«Да, пусть Валерка там все приберет! – кивнув в сторону своей “Нивы” и неуклюже задирая ногу, приказал Анатолий и прибавил, поколебавшись: – Спасибо вам. Черт! До сих пор не могу поверить, что живой…»
Они уехали. Последнее признание Храмцова добило Вениамина Тихоновича окончательно. Если уж такой монстр уцелел лишь благодаря бронежилету и не верит, что жив, то на что надеяться им, дилетантам? И его тоже затрясло. От страха за сына. Утром он просил Гришу не ездить на задание, да разве его остановишь? И этот страх не прошел до сих пор.
Я кивнул и направился к «Ниве». Тихонович последовал за мной и молча наблюдал за осмотром машины. В лобовом стекле я насчитал восемь дырок. Впечатляла кучность стрельбы – ни одной пули в молоко! Та же история и с боковым стеклом и дверкой. Семь дырок – и все в яблочко, одна в одну.
А ведь за рулем сидел не лох – вооруженный до зубов профессионал. Интуиция подсказывала мне, что он, и всегда державшийся настороже, ждал этой встречи, готовился к ней. Бронежилет в жару напялил и оружие прихватил.
Наверняка он не оплошал в боестолкновении, бросал свою «Ниву» и влево и вправо, уклоняясь от пуль и стреляя сам. А как он стреляет, я знал не понаслышке. И все это никак не повлияло на прицельность стрельбы его врагов. Одна пробоина к другой. Класс! О-очень серьезные люди. С точки зрения «чайника».
– Это не отморозки Мясника! – вынес я свой вердикт, повернувшись к Сухареву. – Они так стрелять не умеют. Какая-то третья сила. И о-очень опасная!
У меня были соображения относительно этой самой третьей силы, но до разговора с Анатолием я не спешил обнародовать их. Точно я знаю лишь одно: это только начало бойни.
После осмотра я занялся выполнением наказа своего приятеля – наведением порядка в его «Ниве». Не люблю необязательных людей и стараюсь быть обязательным. В салоне на месте водителя чернела лужа загустевшей крови. Брр! Увидев ее, Вениамин Тихонович отшатнулся, как от удара, и поспешил прочь. И к лучшему! Свидетели в таком деликатном деле неуместны.
Вылизав пол в салоне, сиденье и сам салон до блеска, я подхватил ведро с кровью друга и двинулся было к реке – не выливать же ее на траву возле наших палаток. Кощунственно как-то, не говоря уже о том, что негигиенично и неэстетично. Но и вылить в реку тоже не поднялась рука: а вдруг она еще пригодится. Зачем, не представляю! Так или иначе, но я аккуратно перелил кровь из ведра в литровую банку и прибрал ее понадежнее. Затем с чистой совестью я занялся оружием (три пистолета), бронежилетом и прочим.
После этого я отлучился на пару часов из лагеря – вознамерился найти иголку в стоге сена – вернее, часы с браслетом в лесу. Часы, как ни странно, я нашел, но и набегался опять по полной программе.
Возвратившись, я показал найденные часы Тихоновичу, забрал у него пакет с продуктами для сына и отправился в Щебетовское. На седьмой за Тихоновкой развилке я передал пакет Грише, посоветовал ему возвращаться в лагерь и поехал дальше.
В больнице
Анатолий выглядел хуже, чем я предполагал: весь в бинтах, зеленке, лейкопластыре, бледный, подавленный, непохожий на себя. Вчера вгорячах он с помощью Зуева и Гриши как-то поднялся на ноги, доковылял до машины, потом до ограды бабки Варвары. А вот сегодня он даже не попытался оторвать голову от подушки – не было сил.
– Привыкаю к мысли, что еще не покойник, – поморщившись и облизнув губы, прохрипел он. – Ведь у меня не было ни одного шанса уцелеть.
– Как тебя угораздило? – полюбопытствовал я, поставив пакет с фруктами, шоколадом и минералкой на тумбочку. Он прикрыл глаза. Чувствовалось, что какая-то мысль угнетает его. Осознание того, что он был на волосок от смерти? Или фиаско во вчерашней заварушке? Лично мне в фиаско верилось с трудом. Мы помолчали.
– Ты как здесь оказался? – неожиданно спросил Анатолий у меня. – В Тихоновке этой?
– Здорово живешь! – хохотнул я, пытаясь улучшить и его настроение. – Это моя малая родина. Я в Тихоновке родился. Жил до одиннадцати лет и потом каждое лето приезжал в нее, пока не окончил школу. Там у меня половина деревни или родня, или друзья: тетка с дядей, двоюродные братья, старая любовь, Шурик с Лехой и все такое. Я в гости к ним приехал. В детство свое возвратился. А вот ты как сюда попал?