– Ну, за встречу! – поднял я рюмку. – Жаль, Зайчика нет с нами.
Мы чокнулись, выпили, ритуально крякнули: «Крепка, зараза! И как ее добрые люди пьют?» Потом закусили, помолчали.
– А я этого калифана знаю, – значимо произнес Тюрючок, кивнув в сторону «Нивы», – сурьезный мужчина, Анатолием звать. Прикинь, с кодлой самого Мясника схлестнулся – и те… поджали хвост. Зуб даю! Своими глазами видел. В «Эльдорадо». Не они?
Я отрицательно мотнул головой. Шурик степенно (эта степенность начинала куда-то пропадать после четвертой – пятой рюмок), но уже и не без юмора начал описывать нам свои приключения. Оказывается, его сегодня снова понесли черти на Трофимову ферму. По дороге он встретился… с черной «Волгой» с тонированными стеклами.
Я вздрогнул. В голове вихрем промелькнули различные варианты. Самым правдоподобным из них мне показался следующий: «оборотни», устранив конкурента, плотно занялись поисками Чернова. Как-то так, как говорит тезка.
На Тюрючка эта встреча не произвела не малейшего впечатления. Он еще ничего не слышал ни о самой «Волге», ни об «оборотнях», ни об их нападении на Анатолия. Он съехал на обочину, пропустил заляпанную грязью машину и поехал дальше. Однако дойной коровы Тюрючка, браконьеров, на этот раз на ферме не оказалось. Не судьба! Уехали куда-то по своим браконьерским делам.
– Не все коту масленица! – хихикнул Шурик, поглядев на меня своими зеленоватыми глазами и уминая кусок колбасы. – Облом с приколом! Корячился, корячился – и зря. Прикинь, аж слезу пробило от досады. Потом про тебя вспомнил – и сразу полегчало. Ну, думаю, еще не вечер!
Я снова наполнил рюмку.
– Между прочим, Санюх (так его звал когда-то отец), из той «Волги» и изрешетили и «Ниву», и Анатолия, – сообщил я как о чем-то незначительном, кивнув в сторону «Нивы». – Остерегайся ее. Ну, за дружбу!
Тюрючок так и замер с открытым ртом.
– П-прикинь! – выдохнул он. – Мне еще показалось, что в «Волге» тоже куча дырок, но … не поверил глазам своим. Подумал – грязь! И прикинь, я ее тоже видел раз – возле «Эльдорадо»!
Мой друг был большим поклонником женщин, «красивой жизни» и обожал тусоваться в заведениях типа «Эльдорадо». В течение последних семи лет он работал с весны до поздней осени где-то на Севере в старательской артели сначала трактористом, потом мастером. Мыл золотишко! Домой возвращался с большой помпой, на такси, в новеньком, от лучших тамошних кутюрье костюмчике.
– Вот, мать, тебе деньги, прибери! – скупо ронял он, протягивая ей толстую пачку купюр. – Здесь ровно на половину «Волги». На следующий год привезу еще столько, куплю машину, потом поставлю дом и женюсь. Все путем! А это мне (он указывал на оттопыренный карман), хи-хи, на красивую жизнь!
Помимо кармана, у него имелась и другая заначка – в изготовленном по индивидуальному заказу за большие деньги чемодане с двойным дном. Первое время он тусовался с друзьями и подругами в «Эльдорадо». Пили исключительно коньяк и дорогущие вина, позже водку и портвейн, а ближе к весне переходили на самогон и паленку. И уже не в «Эльдорадо», а в кочегарке.
Сначала деньги на «красивую жизнь» расшвыривались из оттопыренного кармана, потом – из чемодана с двойным дном и, наконец, конфисковывались со скандалом у матери – те самые, на половину «Волги». На прииск родители отправляли кормильца на собственные сбережения. В фуфайке и кирзовых сапогах.
В этом году Шурик на прииск не попал – в марте по пьяни сломал руку. Да и работенка подвернулась нехилая. На «красивую жизнь» хватало. А тут еще и браконьеры на Трофимовой ферме объявились. Какой-никакой, а навар. С мира по нитке – Тюрючку на рубашку. В смысле на бутылку.
Обсудив за выпивкой инцидент с Анатолием, деревенские сплетни и наиболее животрепещущие проблемы международной и внутренней политики, мои друзья углубились в воспоминания. Я щедро наполнял их рюмки, но сам не пил – недолго и спиться.
– А помнишь, как мы ходили в походы по пещерам? – подмигнув Колобку, хихикнул Тюрючок. – С девчонками! Перебродили через Зеленую возле Зуба Дракона. Прикинь, метров триста отсюда!
– А один, б…дь, продвинутый каратист все й-а-а да й-а-а! Перед девчонками! На середине реки! – невозмутимо подхватил Колобок, значительно наморщив свой сократовский лоб и малюсенький носик. – Да, б…дь, как пиз…ся! Течение к-а-к шмякнет его о Зуб Дракона! Головенка то покажется из воды, то снова скроется. Думал, п…ц каратисту!
– Нет, выполз! – обнадежил его Тюрючок. – Прикинь, бегает по берегу и орет, как полоумный: «Караул! Спасите! Покажите, где по колено назад перебрести?»
– Орал? Перед девчонками? П…ц! – натурально огорчался Колобок, воздевая голубенькие глазки к небу. – А такой продвинутый был каратист!
Это было их излюбленное воспоминание. Посмеиваясь, я наполнял их рюмки, пока не закончилась вторая бутылка. Мои друзья тут же принялись меня раскручивать на третью, доказывая, что Бог троицу любит. Но я ухватил их за руки и повел к машине.
– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, – бормотал, упираясь, Колобок. – А от тебя, Валерьян, и подавно уйду!