Навстречу нам вынырнул из леса Гриша на своем велосипеде и, резко затормозив, отрапортовал: «Они, дядь Валер, свернули направо. На седьмой развилке!»
Молодец! Десять часов просидел в засаде, но решил вопрос. Мужик!
– Спасибо, Гриш! Отдыхай! Теперь моя очередь, – кивнул я, запихивая друзей в машину.
«И вечный бой, / Покой нам только снится. / Сквозь кровь и пыль… / Летит, летит степная кобылица / И мнет ковыль», – снова пришли на ум строчки из любимого Блока.
– Мы пойдем с конем / По полю вдвоем, – обнявшись, самозабвенно пели на заднем сиденье Шурик и Алексей. – Мы пойдем с конем по полю вдвоем.
Методом тыка
Я развез друзей по домам, выехал за Тихоновку, свернул на проселочную дорогу и углубился в лес. Мне предстояла рутинная, изматывающая и не вполне безопасная работа. Мотаться в угодьях Мясника на своей машине было и глупо, и рискованно. Я упоминал об этом.
Поэтому я, как и предполагал, арендовал для поиска Чернова в соседней деревушке на недельку зеленый, под цвет деревьев, «москвич»-лохмот и припрятал его в укромном месте. Оставить его в лагере, выезжать на поиск, а потом возвращаться каждый раз мимо дома Мамочкина было не намного умнее, чем заниматься этим на своей собственной машине. Темнить, так темнить.
В этом укромном местечке я переоделся в камуфляж, прицепил бороду, усы (все по-взрослому, как любит повторять опять же тезка), пересел в зеленый москвичок и долго рассматривал в нем карту местности. Идея найти Чернова в огромном, на сотни километров, лесном массиве выглядела безрассудной. Особенно для такого «чайника», как я. Но лиха беда начало. Самая длинная дорога начинается с первого шага.
Приободрив себя таким образом, я принялся разбивать подлежащую осмотру территорию на квадраты. Получилось одиннадцать. Развилка под номером семь оказалась в четвертом квадрате.
– С него и начну! – решил я и двинулся по проселочной дороге. Заняв исходную позицию, я заглушил мотор, вылез из машины, осмотрелся и, выбрав сосну повыше, направился к ней.
– Быстрее, быстрее! – торопил я себя, морщась, едва не крича от боли (проклятые сучья!) и перебираясь с одной ветки на другую все выше и выше. – «Оборотни» начали поиск намного раньше, их четверо, они профессионалы, и «зелянка» – их стихия. Быстрее!
На вершине я отдышался, осмотрел окрестности в бинокль: ничего обнадеживающего, безбрежное лесное море. Но отсутствие результата тоже результат. «Терпение и труд все перетрут! – сказал я себе и начал спускаться. – Еще пара сотен таких подъемов и спусков – и что-то прояснится!»
Глава 8
Июль 1734 г. Игнат и Тихон на Колывано-Воскресенских заводах
– Стойте, стойте! – выкрикнул какой-то мужик, бросаясь наперерез лошади Игната и ухватив ее под уздцы. – Подсобите, Христа ради!
Сбоку на обочине стояла тощая гнедая лошаденка, запряженная в телегу с коробом. Заднее колесо телеги соскочило с оси и валялось на дороге. Короб сильно накренился вбок, из него вывалились зеленоватые куски руды.
Игнат с Тихоном неспешно спрыгнули на землю, с любопытством и не без сочувствия осматривая возницу. Это был невысокий щупленький мужичонка со всклоченной бородой в рваном зипунишке и картузе. Неодобрительно покачав головой, Игнат проворчал недовольно: «Куда навалил столько-то? Пудов двадцать пять, не меньше».
– Без малого тридцать, – поежившись, признался мужичонка и снова попросил: – Подсобите, Христа ради, колесо на ось надеть… Эка жалость, версты четыре до заводов не дотянул, подсобите…
– Разве такую страсть поднимешь, – озадаченно почесал затылок Тихон. – Тридцать пудов-то… Хорошо, хоть ось не сломалась.
– Пойду сосенку срублю, – суетился незадачливый возница, доставая из короба топор. – Заместо бастрычка-то.
– И колесо дрянь, – вздохнул Игнат, осматривая колесо.
– Мне бы только до заводов доехать, – скулил мужичонка. – Пойду сосенку срублю.
– Не суетись, – усмехнулся дядька Игнат и сунул ему колесо в руки. – Держи! Сейчас подсобим.
Он слегка подсел на своих огромных ножищах, выпрямил спину и ухватился за ось. Тихон уперся в короб плечом.
– А-а-а! – зарычал Игнат, выпрямляя ноги и поднимая телегу. Мужичонка ловко надел колесо и ошарашенно оглядел Игната.
– Ну, ты Илья Муромец… Тридцать пудов поднял! – восхитился он и, что-то припомнив, спросил: – А ты, случайно, не Игнат Соломатин? Который с конем на спине пляшет?
– Он самый! – ухмыльнулся довольный Игнат. – А тебя как зовут?
– Кузьма! – расплылся в улыбке возчик. – Степановы мы.
– Ну, бывай, Кузьма Степанов, – засмеялся Игнат, залезая на телегу. – Не забудь колесо заменить да руды грузи поменьше!
Они двинулись дальше.
– Встренемся ишшо! – крикнул им вслед Кузьма Степанов, размахивая картузом. У скалы, из которой бил родник, они по привычке остановились, набрали студеной водицы, достали из сумки нехитрую еду и уселись на травке перекусить. И у Игната, и у Тихона души изболелись за оставленных в ските ребятишках: не голодают ли, не хворают, как управляются со скотиной.