Успех моей выставки в Сантьяго оказался столь велик, что вскоре меня пригласили с ней в Консепсьон, город на юге страны, основанный конкистадором Петро ди Вальдивия еще в 1550 году. В аэропорту меня встречало местное ТВ, показали целый концерт танцев индейцев мапучо и их фольклорного ансамбля в стиле гаучо. Меня обволакивал аромат цветения, зелени, моря. Надо мной шефствовала очень стильная дама – Пальмира Сотто, декан отделения модного дизайна в университете «Дуок», и их директор сеньор Вальдес. Меня поселили сначала в отеле «Эль Араукана», а потом в лесном доме в горах Андах с семьей Пальмиры и ее мужа Эмиля. Дом среди араукарий был невероятно красив.
Мои лекции в университете «Дуок» в Консепсьоне переводил с французского знаменитый дизайнер Хосе Кардоч, в 1960-е годы работавший стилистом в парижском Доме моды
Вспоминая о своей выставке, должен отметить, что манекены в их музее «Пинакотека» были немного старомодными, напоминали мне все время актрису Сильвию Кристель в фильме «Эммануэль». Но, успокаивал я себя, надо делать скидку на то, что это мои первые выставки в Южной Америке. Я часто думал о блестящих гастролях Русского балета полковника де Базиля в Южной Америке в 1940-е годы и о том, что даже в Консепсьоне у них был триумф, – и мне надо держать марку. После большой статьи в престижной местной газете
Из замечательных музеев Консепсьона отмечу усадьбу путешественника Педро дель Рио Заньярту в местечке Хуальпен. Это одноэтажное здание со старинными интерьерами XIX века наполнено не только мебелью, доспехами самурая, турецкой обувью, но и русскими сувенирами, привезенными в Чили еще в 1881 году!
Со следующим предложением создать совместную экспозицию ко мне обратился сеньор Франсиско Диас, директор Национального музея декоративно-прикладного искусства Чили. Под выставку выделили два этажа, дали возможность использовать музейные экспонаты – мебель, колониальное серебро, фарфор, а также раскрыли передо мной запасники с большой коллекцией уникальных предметов одежды. Экспозицию я украсил натюрмортами, составленными из яблок, груш, лимонов и других фруктов.
Одной из моих самых больших поклонниц в Чили стала известная эстрадная дива Патрисия Мальдонадо – обладательница великолепного, очень низкого контральто. Эта невысокого роста женщина, увешанная крупными украшениями и роскошными мехами, была национальной звездой в эпоху Пиночета. В молодости она пела военно-патриотические песни, часто выступала перед солдатами. Но ее настоящей стихией были болеро – южноамериканские любовные романсы 1930-х – 1950-х годов, которые в ее исполнении были просто великолепны. В ту пору, когда мы познакомились, Патрисия уже сошла с большой сцены и держала ресторан «Восарон», что в переводе на русский язык означает «голосище». Голосище Патрисии Мальдонадо. Все стены ее ресторана были оклеены вырезками из газет и журналов, прославлявших певицу и ее прошлое. Вот там-то она продолжала концертную деятельность под аккомпанемент маленького оркестра – что-то вроде кабаре. Голос ее мне напоминал Зару Леандр, да и судьба была похожа.
Еще одной моей большой подругой в Чили стала русская художница Ирина Петровна Бородаевская. Отец Ирины Петровны, полковник Петр Александрович Бородаевский, занимал должность коменданта города Сочи и начальника гарнизона. В 1920 году на судне «Рион» семья эмигрировала в Константинополь. Там Петр Александрович организовал знаменитые тараканьи бега, описанные Михаилом Булгаковым. Когда бизнес перестал приносить доход, Петр Александрович с супругой и дочерью перебрался в Болгарию и в Софии начал заниматься производством манекенов из воска, елочных игрушек и детских кукол.
Ирина Петровна, красивая и статная, высокая блондинка, училась в Югославии в Екатерининском институте, затем получила художественное образование в Королевской академии художеств в Антверпене. Во время Второй мировой войны жила в Югославии, затем бежала в Австрию от коммунистической власти, откуда эмигрировала в Южную Америку и, в конце концов, на специальном американском пароходе уплыла в Венесуэлу, где и поселилась в пригороде Каракаса.
Вообще Венесуэла приняла огромное количество русских. Туда же, к примеру, уехала бывшая прима-балерина Пражской оперы Елизавета Никольская. Именно Никольская стала моделью для танцовщицы, изображенной на барельефе парижского кабаре «Фоли-Бержер», где она танцевала в 1927 году. Барельеф выполнен скульптором Морисом Пико из серебристой штукатурки.