Сокровища кочевника. Париж и далее везде

Благодаря воспоминаниям Натальи Петровны я в 1985 году написал свою первую статью о русской моде для газеты «Русская мысль». Это было еженедельное, очень популярное эмигрантское издание. В то время как раз произошел новый всплеск моды на все русское, а Жан-Поль Готье создал знаменитую коллекцию «Перестройка», написав свой гриф на каждом изделии кириллицей.

После публикации в редакцию газеты посыпались ворохи адресованных мне писем. Меня благодарили, указывали на какие-то неточности, давали советы, где и что необходимо поправить в статье, делились новыми сведениями, приглашали в гости, оставляя в письмах свои телефоны и адреса, предлагали старинные платья для моей тогда еще только-только зарождающейся коллекции исторического костюма.

Например, я получил письмо от Рогнеды Оскаровны Сильванской, урожденной Рудзит, 1908 года рождения, которая писала: «Я приехала в Париж из Риги в 1944 году и привезла с собой вечернее платье одного из самых известных ателье „Плауже“. У меня нет наследников, так что это платье ждет вас!» Я тут же отправился в другой старческий дом забирать это платье, страусовые перья и русский кошелек из кожи середины XIX века.

Статья мне очень помогла встретить и баронессу Галину Романовну Дельвиг, урожденную Горленко, которая продала мне несколько вещей из константинопольского гардероба княгини Орловой. Именно у радушной баронессы Дельвиг я познакомился с победительницей довоенного конкурса Мисс Россия Женей Дашкевич.

Вообще все эти пансионаты были идеальным местом для получения абсолютно любой информации об эмиграции Первой волны. У каждой его обитательницы в комнате имелся собственный телефон, каждая располагала свободным временем и была не прочь поболтать и предаться воспоминаниям. Вот только далеко не все могли достать эти телефонные номера и расположить к себе собеседников.

Уже позднее, в конце 1980-х, я стал помогать Государственному институту истории искусств в Ленинграде в составлении биографического издания. Мне выдали целый список имен балерин и певиц, о которых никто ничего не знал. Я обзванивал 6–7 адресатов в возрасте около девяноста лет и по списку опрашивал: знали-не знали, когда родилась, когда умерла, у кого училась, что танцевала.

То же самое я сделал для знаменитого сборника «Художники русской эмиграции». Мною написано несколько биографических статей о художниках, может быть, средней руки, но о которых никто ничего не знал. Эти старушки рассказывали мне: «Ну как же, он был нашим соседом». Или: «Одно время она танцевала со мной в одном балете, но недолго – потом ушла». Этого было достаточно, чтобы определить хоть какие-то вехи биографий. Конечно, интернет – великая вещь. Сегодня можно найти практически любую информацию, любые архивные данные. Но вот этих устных воспоминаний мы уже, к сожалению, получить не можем, потому что ушло поколение.

Тогда же родилась идея книги «Красота в изгнании», которую я посвятил Наталье Петровне Бологовской. В поисках дополнительных сведений мне пришлось объездить, кажется, все старческие дома, какие только существовали на тот момент во Франции. В пансионате «Ганьи» одна из администраторов, полька по национальности, видя мой интерес, сказала:

– А вы знаете, у меня сохранились карточки с биографическими данными тех, кто вам нужен. У нас все от руки записано.

Она передала мне эти карточки. Так я узнал точную дату рождения фрейлины последней русской императрицы Александры Федоровны – княжны Мэри Шервашидзе, в замужестве княгини Эристави. Выяснил, когда она поступила в «Ганьи», в каком году ее не стало и что на Лазурном берегу жила ее сестра, графиня Запнекау. К сожалению, застать живой княгиню мне не удалось. Зато в «Ганьи» продолжала жить мадам Надежда Нилус. На момент нашего знакомства Надежде Дмитриевне исполнилось 102 года. Она рассказывала о Петрограде осени 1917 года: «Я лежала на оттоманке и читала „Анну Каренину“ и услышав шум на улице, попросила горничную прикрыть окно. А горничная в ответ: „Барыня, на улице – революция!!!“» Эта потрясающая женщина, несмотря на свой более чем солидный возраст, продолжала ухаживать за собой: каждое утро наносила макияж, делала маникюр, наряжалась… Узнав, что я на днях улетаю в Гонконг, попросила привезти ей пудру и кимоно лилового цвета – непременно лилового, потому что только этот цвет ей идет. Она долго жила в Константинополе и писала стихи об этом прекрасном городе.

Наталья Петровна Бологовская очень ревновала, если я дольше обычного задерживался в гостях у ее соседки Ольги Старк. Та, в свою очередь, понимала, что пальма первенства у Бологовской и терпеливо поджидала меня в своей комнатке.