Там же, в Монморанси, я познакомился с графиней Мариной Дмитриевной Шереметевой, урожденной Лёвшиной, – матерью графа Петра Петровича Шереметева. Она была знаменитым лингвистом и специалистом по арабскому языку. Живя в Марокко, издала первый учебник арабской грамматики в этой стране. Вместе с дочерью Натальи Петровны Бологовской – Натали Обержонуа – мы навещали Марину Дмитриевну в ее комнатке, обстановку которой составляли казенные металлическая кровать и тумбочка. Графиня носила темно-синий сатиновый халатик, в карман которого прятала ключ от комнаты, выходя на завтрак или на прогулку.
– Вот этот халатик да ключ от комнаты – все, что осталось от многомиллионного состояния графов Шереметевых, – однажды горько заметила Натали.
Еще одной столетней пансионеркой Русского старческого дома в Монморанси была Софья Сергеевна Бондырева, вдова актера МХТ эпохи К.С.Станиславского – Алексея Бондырева. Она жила в комнате с верной кошкой, уже не вставала, но с радостью рассказывала мне истории о Художественном театре 1900-х годов, о Марии Германовой, Владимире Ивановиче Немировиче-Данченко, дружбе ее мужа с Михаилом Чеховым и работе с Пражской группой Художественного театра в эмиграции. Эта скромная женщина пережила даже смерть своей дочери, известной кабаретной танцовщицы Ольги Бондыревой, скончавшийся во время пожара из-за сигареты, не потушенной в кровати ее спальни.
А когда нас покинула Наталья Петровна Бологовская, в ее комнату вселилась очень деятельная и энергичная рижанка, историк балета Йоффе, мать балерины Дианы Йоффе, соученицы Михаила Барышникова по Рижскому хореографическому училищу, долгие годы проработавшая рядом с ним в труппе Американского балета в Нью-Йорке. Старушка-балетовед сильно ностальгировала по Латвии и в свободное время писала книгу жизни – биографию Вацлава Нижинского. Порой я видел мадам Йоффе на пороге ее домика со связками рукописей и чемоданов. Я спрашивал, далеко ли она собралась и ответ был всегда одним:
– В Ригу! В Ригу! Узнайте, ходят ли из Парижа туда поезда?
Самым уникальным в
Все эти бесценные сокровища могли погибнуть, а память об их владельцах бесследно раствориться. Я с большим уважением отношусь ко всем коллекционерам, потому что они знают, как легко уничтожить – и как сложно сберечь и сохранить.
Красота в изгнании
В Париже у меня иногда гостил знаменитый кубинский историк балета Висенте Гарсия Маркез. Его семья бежала в США после переворота Фиделя Кастро, и он посвятил свою жизнь изучению истории Русского балета полковника де Базиля, так как занимался в студии у Татьяны Рябушинской в Лос-Анджелесе. Работая над этой книгой, а также над биографией Леонида Мясина, он наведывался в Париж. Его пример вдохновил меня, я подумал: у меня в руках великолепный материал о работе русских в мире моды и я могу создать книгу! Я начал активно собирать устные воспоминания целого поколения манекенщиц, портних, вышивальщиц, шляпниц и балерин – участниц этого невероятного торжества русского вкуса в Париже в довоенное время. Благо, многие из них в ту пору были еще живы. Сбор информации, изучение архивов и прессы того времени, интервью с живыми свидетелями этого удивительного русского течения в мировой моде заняло десять счастливых лет. В ту пору не существовало интернета, и поиски любой информации были долгими и трудными.
Одной из самых первых собеседниц после Натальи Петровны Бологовской, о знакомстве с которой я уже рассказал, стала баронесса Галина Романовна Дельвиг, урожденная Горленко, сама манекенщица и родная сестра манекенщицы Евгении Горленко, по мужу – виконтессы де Кастекс. В своем письме мне Галина Романовна оставила номер телефона.
– У меня очень много материалов, посвященных моде русской эмиграции, – сказала она, когда мы созвонились, и тут же пригласила в гости в свой особняк на улице Маршала Буделя, в доме 67, в местечке Шавилль.
Галина Романовна была манекенщицей в Доме