Сокровища кочевника. Париж и далее везде

– Но почему? – спросил я однажды Тею. – Какая кошка пробежала между вами?

– Я на сестг'у обиделась еще в 1917 году, – ответила Бобрикова. – Вег'нувшись однажды с катка на Маг'совом поле, я свою кг'асивую шубку из гог'ностая повесила в пег'едней на кг'ючок. Так моя Ольга сог'вала эту шубку с вешалки, отог'вала ее петельку, а саму шубку бг'осила на пол. Я не могу ей этого пг'остить до сих пор!

Ольга отвечала сестре взаимностью и недолюбливала ее за то, что именно изображение Теи украсило обложку первого издания «Красоты в изгнании». Графиня фон Крёйц, не желавшая со мной знаться из-за дружбы с Теей, после выхода книги вдруг позвонила и спросила:

– Не могли бы вы переиздать книгу, но уже с моей фотографией на обложке?

Об этом, конечно, не могло быть и речи: Тея Бобрикова – знаменитая манекенщица, а Ольга, поработав коротко моделью в Испании, довольно скоро вышла замуж за графа и никакого отношения к миру моды больше не имела. Однажды, в мою бытность приглашенным художником в Большой театр Варшавы в 1998 году, я познакомился с Анджеем Крёйц-Маевским, их главным художником. Когда я рассказал ему о моем знакомстве с Ольгой в Париже, его радости не было предела. Мне удалось соединить эти две ветви графского рода.

Лучшей подругой эффектной, вальяжной и очень кокетливой Теи Бобриковой была ее полная противоположность – худощавая, суровая и сдержанная баронесса Анастасия фон Нолькен, в замужестве Маргулис. С Теей они дружили с самого детства. Карьеру манекенщицы баронесса фон Нолькен начинала в Доме «Ирфе» у князя Феликса Юсупова, затем работала в Домах «Chanel», «Vionnet», «Maggy Rouff». В конце концов, распрощавшись с миром моды, стала художницей-абстракционисткой.

Другой близкой приятельницей Теи Бобриковой была певица Людмила Лопато, с которой они играли в вист, преферанс и маджонг.

Тея обладатела потрясающей памятью – она помнила всех и с радостью делилась воспоминаниями. Однажды рассказала о манекенщице по фамилии Борман – дочери знаменитого кондитера Жоржа Бормана.

– Только она совег'шенно не в себе, – добавила Тея.

– Как это?

– Когда вы ей позвоните, она будет кг'ичать благим матом.

– Неужели только кричать?

– Еще выть.

Тем не менее я набрал номер манекенщицы Борман. К сожалению, на старости лет она потеряла рассудок и действительно только выла и кричала.

Свои фотографии 1920-х, 1930-х и 1940-х годов Тея мне продала, а коллекция шляпок и платьев, принадлежавших не только ей, но и графине фон Крёйц, досталась мне уже после смерти обеих сестер. Позвонил душеприказчик Ольги и поинтересовался, не хочу ли я забрать их вещи. Я тут же приехал, забрал мешки с платьями и, выходя из квартиры, откуда уже готовились выносить мебель, увидел пирамиду из шляпных коробок.

Я спросил:

– А можно мне и эти коробки забрать?

Душеприказчик был счастлив избавиться от ненужного ему «хлама».

В самые первые годы в Париже судьба свела меня с Ириной Владимировной Одоевцевой, урожденной Ираидой Густавовной Гейнике, родившейся в Риге. В Петрограде, на берегах Невы, она станет любимой ученицей поэта Николая Гумилева, и напишет:

Ни Гумилев, ни злая пресса
Не назовут меня талантом.
Я – маленькая поэтесса
С огромным бантом.

В 1921 году она выйдет замуж за поэта Георгия Иванова, а в 1922-м эмигрирует в Париж. Ее семья в Риге материально поможет ей выжить в этом невероятном городе. У Одоевцевой есть прекрасное стихотворение о моде.

В этот вечер парижский, взволнованно-синий,
Чтобы встречи дождаться и время убить,
От витрины к витрине, в большом магазине
Помодней, подешевле, получше купить.

С неудачной любовью… Другой не бывает —

У красивых, жестоких и праздных, как ты.
В зеркалах электрический свет расцветает
Фантастически-нежно, как ночью цветы.

И зачем накупаешь ты шарфы и шляпки,

Кружева и перчатки? Конечно, тебе
Не помогут ничем эти модные тряпки
В гениально-бессмысленной женской судьбе.

– В этом мире любила ли что-нибудь ты?..

– Ты должно быть смеешься! Конечно любила.
– Что? – Постой. Дай подумать! Духи, и цветы,
И еще зеркала… Остальное забыла