Сокровища Призрачных островов: Карта и компас

— Простите меня, но я тоже против, — Мариан вздохнула, Феникс одарила Софию удивленным взглядом. — Разве испытания, поставленные перед ним Химерой, менее жестоки, чем выпавшие на вашу долю во дворце Императора?

— Не сравнивай! — рассвирепела Феникс. — Тебя там не было!

— Прекратите! — гаркнула на них Мариан, поворачиваясь к Ярошу. — Ладно, предателя ты у суда отвоевал, но имперский министр наш.

— Вы должны знать, я дал слово Феофану, что отпущу его, когда мы починим корабль, — заметил Ярош, поведение Мариан его удивляло. — Феофан не выполнил приказ Химеры, сохранив мне жизнь в Элигере.

— Лишь для того, чтобы поставить перед Судом Империи, — напомнила Феникс.

— Мы ему слова не давали, — отрезала Мариан. — Смерть.

— Ты не была такой жестокой, Мариан, — тихо сказала София.

Глаза Мариан сверкнули презрением к капитану «Русалочки».

— Кто побывает в Императорской тюрьме, не останется таким, каким был. Но откуда тебе об этом знать, София?

— Не нужно похваляться, кому сколько несчастий досталось, — красивое лицо Софии окаменело. — Мой голос за жизнь.

— Пусть отвечает за жестокость Империи. Смерть, — провозгласила Феникс, и будто тяжелую ношу с плеч сбросила, сев прямо.

— Я поддерживаю. Министр — не Ричард. Смерть имперскому министру, — Анна-Лусия смотрела прямо на Яроша, бросая ему вызов.

— Я дал слово, и от него не отступаю. Жизнь, — уверенностью в голосе вернул ей вызов Ярош.

— Все равно двое на трое, мы придумываем министру наказание, — Анна-Лусия хотела встать, чтобы уйти, но Ричард поднял руку, прося слова.

— Трое на трое, Анна-Лусия. Вы оправдали меня, значит, у меня тоже есть голос, как у пиратского капитана.

— У тебя нет голоса, предатель! — взвилась Мариан, вскочив. — У тебя нет корабля!

— Обломки всех наших кораблей обросли водорослями и кораллами на дне моря. Кроме «Диаманты», — Ричард тоже встал, но спокойно. — Должны благодарить Яроша, что снова видите горизонт не с берега. Трое на трое, но окончательное решение принадлежит Соколу, ведь он дал министру слово. Только капитану «Диаманты» решать, что будет с Феофаном, министр — пленник Яроша.

Слова Ричарда немного утихомирили Феникс и Мариан, Анна-Лусия криво улыбалась. Неужели жалела о своем голосе, оправдавшем Ричарда?..

Ярош поднялся.

— На этом совет окончен. Пиратские времена давно канули в небытие, как и наши законы. Сейчас иное время. И поэтому, друзья, если вы соберете еще один такой совет, я расценю его как бунт.

Больше ничего не сказав, Ярош покинул каюту. За ним на палубу вышел Ричард.

— И чего ты добилась, Мариан? — злилась Феникс. — Разве я не говорила, что Ярош ставит свое слово выше любого закона?

— Я же предупреждала: несколько капитанов на одном корабле к беде, — напомнила Анна-Лусия.

Ярош стал возле фальшборта, оглянулся на Ричарда, вытащив крест. В лунном свете жемчужины казались слезами.

— Твое? — спросил капитан, отдавая зловещее украшение.

Ричард усмехнулся, все поняв, но крест не взял.

— Хочешь благодарности, Ярош? Да, это мое. Вернись, покажи им, и тогда ни София, ни Анна-Лусия не встанут на мою защиту.

Сейчас, как никогда, чувствовалось, что Ричард старше Яроша, намного старше, и, вероятно, не только годами.

— Благодарность — это пустое. Я лишь долг возвращаю. Не узнал тебя тогда в господской одежде, но увидев в тюрьме графом… Воспоминания напомнили мне о том дне. Это было до того разговора с Химерой, что ты нам показал, или после?

— Это было до, — темные глаза Ричарда улыбались. — Я не такой негодяй, как ты думаешь, Ярош, не одного тебя тогда не выдал. Я позволял пиратам селиться на Элигерском побережье, если они решили научиться мирным профессиям или же создать семью. У каждого был шанс дожить свой век в покое, но не все им воспользовались. Это тяжкое испытание: постоянно быть рядом с морем, но не иметь возможности снова видеть его ширь, не иметь права на свою команду и флаг… — глаза графа Элигерского потускнели, не только о других, но в первую очередь о себе рассказывал он этой ночью. — Новая возможность начать жизнь с начала…

Многие спились, другие не выдерживали и ехали вглубь страны, подальше от моря, где их ловили имперские солдаты и казнили. Хотя кое-кто нашел и свой покой, и, как мне известно, даже свою любовь. Те дети так и не узнали, кем были их родители в действительности, и почему так часто глаза отца или матери заволакивало туманом грусти, и тогда они никого не слышали и не видели, словно находились очень далеко от дома.

Но дети пиратов любили море всем сердцем, любили свободу — это глубокое чувство передалось им по крови. Время там шло медленнее, чем в столице Империи, но значительно быстрее, чем в море. У некоторых этих детей уже родились свои дети. В Элигере много потомков тех, кого уважали в Пиратском братстве. Тот берег стал для них последним приютом и местом вечного покоя. В Элигере заканчивается наша эпоха…

— Наша эпоха не закончится, пока мы живы, пока ветер наполняет черные паруса этого корабля, — не согласился Ярош. — Пока мы верим в свободу и боремся против своеволия Империи…