Сокровища скифов

К озеру так к озеру. Мне почему-то стало всё равно. Главное, что она чувствует себя хорошо, совсем не устала, а то, что я сутки не спал, почти не ел и всё время бегал — это уже не важно. Я же не человек, я наёмный работник. Чего обо мне беспокоиться?..

Когда мы проезжали мимо ресторана, в очередь за нами пристроились чёрная БМВ и серый джип с кенгурятником. Если я правильно оцениваю ситуацию, это были шуриковы телохранители. Любаше такая процессия не понравилась, и Шурик схлопотал ещё одну затрещину. Пришлось ему срочно звонить по мобильному и отрезать все хвосты. Я а-то, наивный, надеялся, что Шурик пошлёт их за пирожками с мясом или за бутербродами с колбасой.

К озеру мы подъехали в гордом одиночестве: ни ментов, ни братвы с провиантом. День стоял жаркий, как и любой другой день в данной местности. Голый народ, свободный от всяких обязательств, загорал, купался, пил холодное пиво и наслаждался всеми другими прелестями летнего сезона. К нашему счастью отдыхающие оккупировали только северный берег, где был песок, зонтики и киоски с холодильниками, и помешать нам никак не могли. Шурик припарковал мерседес возле одинокой раскидистой ветлы и мы немедленно приступили к поискам сокровищ.

Восточный склон кургана вплотную подходил к озеру и вдавался в него острым клином. Высокая почти отвесная стена, кое-где подпорченная оползнями, казалась неприступным бастионом, что и было на самом деле, принимая во внимание мои измышления. В такой стене, как не ищи, никакого входа не найдёшь, если только сам его не пророешь, чего мы делать не собирались. Во-первых, у нас не было на это ни времени, ни инструментов, во-вторых, Андрей Фёдорович рассказывал про землекопов всякие страшные истории и никто из нас проверить их на деле никогда бы не решился. Мы прошли вдоль подножья склона, внимательно осмотрели каждую обнаруженную трещину, теша себя надеждой, что именно она приведёт нас в глубь кургана, к сокровищам, но ни одной из этих надежд сбыться было не суждено.

Мы немного расстроились, особенно Любаша. Она капризно поджала губки и зашмыгала носиком. Ещё бы! Найти сокровища скифов было мечтой всей её семьи, а расставаться с мечтами всегда тяжело. Я не мог смотреть, как страдает моя любимая женщина, сердце моё разрывалось на части, но ещё не всё было потеряно. Лично я не очень надеялся найти вход на суше. Моя версия подразумевала, что он должен находиться под водой, иначе многочисленные завоеватели давным-давно разграбили бы храм и раздербанили по миру всё его содержимое, а мы верили, что старинные артефакты скифов до сих пор лежат где-то под землёй и ждут своих обладателей.

Выдержав паузу, я сказал Любаше, что вход надо искать в озере. Я уже говорил ей это полчаса назад, но видимо тогда она не восприняла мой слова серьёзно. Теперь она ухватилась за них, как утопающий за соломинку. И сразу встал вопрос ребром: кто полезет в воду? Одеты мы были явно не для подводного плавания. Однако если на Любаше было моё любимое платье цвета свежей сирени, на мне клетчатая рубашка, джинсы и кроссовки, то Шурик походил на манекен из витрины дорогого магазина: костюм от Кардена, галстук от Моники Белучи и ботинки от Карло Пазолини. Наряд для ресторана или театра, но никак не для ныряния.

Мы немного посовещались. Мы — это я и Любаша. После совещания её кандидатура отпала тотчас, как ни как женщина, слабое существо и всё такое прочее. Я, как мозг предприятия, тоже не подходил на эту роль (мало ли что ещё придёт мне в голову, а я утонул!), поэтому лезть пришлось Шурику. С нашим решением он был категорически не согласен, но против пистолета не попрёшь, так что пришлось ему раздеваться. Любаша отвернулась, дабы не смущать его, но смутить Шурика в данный момент было сложно, ибо от обиды и злости он походил на варёного рака и ничего кроме собственного огорчения не видел.

Ладно, не повезло, значит, не повезло. Спорить с тем, у кого сила, всё одно, что спорить с самодуром начальником — эмоций много, а толку чуть, проще рапорт на увольнение написать. Зато вода оказалась тёплая, так что в какой-то степени ему повезло, не замёрзнет.

Бормоча ругательства, Шурик залез в озеро и вдоль склона поплыл к острию мыса. Плыть ему пришлось метров пятнадцать, делал он это каким-то странным баттерфляем, с брызгами и стонами. Брызги попадали ему в рот, отчего ему приходилось постоянно трясти головой и отфыркиваться, словно больной тюлень. Наконец он остановился и обратил на нас очень грустный взор. Что-то среднее между взглядом побитой собаки и расстроенной коровы…

— Ныряй! И попробуй только вынырнуть без разрешения! — потребовала Любаша, ничуть не поддаваясь жалости. А с чего ей жалеть Шурика? Утонет он и утонет. Она же обещала его пристрелить. Так какая разница, если результат тот же?