Сокровища тьмы. История месопотамской религии

Представление об Инанне как нумене хранилища для фиников и Думузи-Амаушумгальанне как нуминозной силе — самой сущности урожая фиников — создает основу для лучшего понимания подразумеваемого «Урукским текстом» ритуала. Вполне логично, что груда свежих фиников может послужить убранством для Инанны, поскольку новый урожай становится гордостью и украшением пустовавших до того закромов. В тексте, однако, родство между урожаем и кладовой перегружено антропоморфической образностью. Гроздья фиников, предназначенные для украшения полок кладовой, в ритуальном восприятии становятся традиционными женскими украшениями и драгоценностями, достойными быть убором невесты, и груда свежих плодов, из которой они взяты, тесно соотносится с некоей сокровищницей. Бе подлинное происхождение, однако, вновь напоминает о себе, когда несколько позднее мы узнаем, что Думузи-Амаушумгальанна должен быть отведен к этой груде, спрятанной под глиняным покрытием, тотчас после того, как он вступает в дом Инанны — «кладовую Эанны».

Другой свадебный текст, довольно близкий по настроению к «Урукскому тексту», составляет часть пространного гимна, обращенного к Инанне, который для удобства мы будем называть «Текстом Иддин-Дагана»[56], поскольку этот царь выступает в нем ритуальным воплощением Думузи. К сожалению, даже при том, что текст представляется достаточно специфическим, нельзя установить точное место совершения обряда, однако наиболее вероятным кажется царский дворец в Исине. Излагая ход ритуала, текст подхватывает нить повествования как раз там, где оканчивается «Урукский текст», — а именно на описании приготовления брачного ложа, после того как Думузи (в образе царя) допущен в дом Инанной, называемой здесь ее эпитетом Нинэгаль («Царица дворца»). Отрывок начинается так:

Во дворце — доме, что правит народом
и (обуздывает) ярмом
все (чужие) земли,
в доме, (называемом) «Речное испытание»,
(там) черноголовый народ,
народ во всей совокупности,
основал тронное возвышение для Нинэгаль.
Царь, будучи богом, пребудет с нею на нем.
Дабы она пеклась о жизни по всей земле,
дабы в тот день, когда она вскинет голову
и взглянет ласково (на жениха),
когда они отправятся вместе на ложе,
обряды свершались образцово,
свершались они в новогодье,
в день обряда
воздвигали ложе для госпожи.
Траву альфа[57]

очистив кедровым благовонием,возложили они ее на постель госпожи,'
накрыли постель для нее покрывалом,
покрывалом восторга, чтобы сделать ложе удобным.

Затем, когда все необходимое сделано, Инанна готовит себя к брачной ночи:

Госпожа омывает водой священные чресла,
для чресел царя омывает она их водою,
для чресел Иддин-Дагана омывает она их водою.
Священная Инанна натирает (ся) мылом,
орошает пол кедровым благовонием.

Затем Амаушумгальанна входит в опочивальню:

Вскинув голову, царь подходит к священным чреслам,
идет, вскинув голову, к чреслам Инанны,
Амаушумгальанна идет с ней к ложу,
вознося хвалу женщине за ее священные чресла:
«О моя единственная со священными чреслами!
О священная моя Инанна!»
После того как он н а ложе священные чресла
возвеселил царице;
после того как он на ложе священные чресла
возвеселил Инанне,
она в ответ утешает его
сердце там, на ложе:
«Воистину буду я продлевать дни (жизни)
Иддин-Дагана».

После этого обещания любимому повествование о божественной паре прерывается. Рассказ возобновляется на следующее утро, когда жених входит в свой дворец с тем, чтобы распорядиться об устройстве свадебного пиршества, и нежно обнимает молодую жену за плечи. Божественная пара занимает места на царском возвышении, перед ними накрывают роскошный стол, музыканты и певец оглашают зал радостной песней, и царь дает знак к началу пиршества: