Сокровища животного мира

Хвост планирующей мыши, наверное, самая поразитель­ная из структур, которые встречаются у млекопитающих, если не во всем животном мире. Хвостик длинный и похож на мышиный, но снизу от основания до самого кончика идут два параллельных ряда очень коротких жестких волосков. Эти ряды разделены узким продольным пробором и слегка распадаются на обе стороны — как носовые буруны корабля. По остальной поверхности хвоста, то есть сверху и с боков, в некотором беспорядке разбросаны необычайно длинные и удивительно тонкие волнистые волосики. Они несут две функции, которые, насколько мне известно, еще никогда ранее не описывались.

Жесткие щетинки на нижней стороне хвоста направлены слегка назад и работают точно таким же образом, как шипы-чешуйки на хвосте шипохвоста. Длинные волоски вер­хней части служат для рулевого управления в полете. Теперь стало понятно, почему на наших глазах зверьки не только скользили прочь от дымящегося дерева, но и верте­лись и поворачивались в воздухе в любую сторону, будто в настоящем полете, как у птиц. Объяснилось и то, как они ухитряются садиться на стволы деревьев вниз головой — такой трюк для шипохвоста совершенно невыполним. Я еще не уверен, что и усики не служат дополнительным средством управления полетом.

Улов с этого дерева подтвердил, что два совершенно определенных вида — I. macrotis и I. zenkeri — могут обитать вместе в полном согласии. Один вид чуть крупнее. В отличие от шипохвоста Idiurus бегает обыкновенным образом, как показал фильм, который мы сняли впоследствии.

Это был счастливый день: он подарил нам не только самые драгоценные трофеи, но и незаменимого Гонг-гонга.

На самом верху. Потто и ангвантибо. Галаго Демидова. Окраска обитателей крон

Бывают же чудеса на свете! Однажды, холодным туман­ным утром, я проснулся совершенно самостоятельно, честное слово! Взглянул сквозь противомоскитную сетку и за откину­тым полотнищем палатки увидел мир, в котором дневной свет все еще силился одолеть царство ночи. Еще не проснувшись хорошенько и не переставая удивляться самому себе, я выполз на свет божий, как бескровная бледная личинка из-под ствола дерева. Джордж мирно почивал, окруженный туманным ореолом своей противомоскитной сетки.

Мир казался совсем иным — он только возникал в серо­сти и шорохе капель из быстро рассеивающегося тумана. В такой ранний час царила глубочайшая тишина, похожая на полуденное затишье. Все застыло в неподвижности, каждый звук рождал приглушенное эхо, от которого мороз подирал по коже. Прихватив ружье и горсть патронов, я вошел в этот туманный мир, как в воду, ощупью продвигаясь среди едва различимых стволов деревьев.

Какие-то мелкие существа просыпались вокруг меня. Вдруг я едва не упал, наткнувшись на создание потяжелее — оно с треском убралось в густую чащу кустарника, пыхтя, как паровоз. И вдруг откуда-то сверху раздался звон громадного гонга.

Я принялся подкрадываться к этому источнику звука. Туман быстро рассеивался, и я высматривал певца в вышине среди ветвей. Звук, казалось, ускользал, но через несколько минут листва зашевелилась, выдавая присутствие неведомо­го животного. Затем высоко над моей головой на большой сук трусцой выбежало нечто смахивающее на таксу. Не успел я прицелиться, рак оно скрылось за' стволом, и мне пришлось ждать, пока оно не выглянет с другой стороны.

Когда оно снова появилось, силуэт совершенно изменил­ся. Хотя животное оставалось по-прежнему длинным и коротколапым, откуда-то у него взялся роскошный пушистый хвост, завернутый вперед, над спинкой. И тут зверек встал столбиком, да как бумкнет — только эхо раскатилось по лесу! Я выпалил, и зверек с глухим стуком упал на выстланную мертвой листвой землю. Подобрав трофей, я удивился — это была крупная масличная белка (Protoxerus stangeri). Еще более неожиданным было то, что рядом с ней лежала большая лягушка в довольно плачевном состоянии. Я подумал: не успеешь разгадать одну тайну, как за ней сыплются на голову другие.

Значит, это белки бумкают, как гонги! И хотя мы до сих пор не понимаем, как они производят такой звук, я почув­ствовал, что узнал нечто очень важное. А вот при чем тут лягушка? Есть ли между ними какая-то связь?

Не откладывая, я вскрыл и обследовал желудок белки. Там обнаружилась, как и следовало ожидать, горстка непе­реваренных орехов и плодов, и ни намека на лягушек. Оставался один вывод: видно, лягушка — просто случайный, дополнительный дар свыше вроде довеска. Этот дар заста­вил меня задуматься, и мне захотелось взобраться туда, в стихию вознесенных над землей существ. А почему бы мне не посмотреть своими глазами, как они там живут?

Мечта добраться до животных, обитающих в самом верхнем ярусе леса, с того дня совсем поработила нас; мы долго спорили, составляя идиотские планы и пытаясь осуще­ствить самые смехотворные прожекты, пока не добились успеха. И, как часто бывает, избранный нами метод оказался до невероятности простым. Наткнулись мы на него чисто случайно — по крайней мере я так считаю.