В английских колониях и протекторатах существует закон, предписывающий местным охотникам и прочим лицам иметь ружья только строго определенного образца. Местное их название — «самострельные машины», и оно неплохо придумано, если вспомнить, какое множество раз адские орудия обращались против собственных владельцев. Хорошее современное ружье или винтовка в руках опытного местного охотника считаются сверхопасными — по каким причинам, политическим или чисто физическим, мы так и не смогли дознаться. Африканцам дозволено иметь старинные ружья, заряжающиеся с дула на манер мушкетов, они отличаются неимоверной длиной, допотопной конструкцией и еще многими сомнительными достоинствами.
Бесспорно одно: они чаще грозят увечьем или смертью охотнику, чем дичи. Эти свойства усиливаются еще от того обращения, которому подвергается оружие, и, главное, от способа чистки адских устройств. На ночь их ставят вертикально, дулом вверх, заливают доверху четырехфутовый ствол кипятком, а в отверстие крепко забивают пробку. И так продолжается годами; остается только удивляться, каким чудом они вообще не рассыпаются в прах.
Во-вторых, так как все они заряжаются с дула, пороху туда можно засыпать сколько взбредет в голову и забить что угодно в качестве пыжа. Сверху досыпается любое количество дроби. Поскольку дробь любого калибра стоит дорого, а гальки и рубленых старых гвоздей сколько угодно и задаром, ясно, что бережливые и здравомыслящие африканцы норовят свернуть на узкий и тернистый путь.
Это приводит к тому, что спустя некоторое время заряд может вырваться на все пять, а то и шесть сторон и лететь куда попало: на север, юг, запад, восток и в любом другом направлении под прямым углом к указанным! С трех сторон есть заслон в виде той или иной части тела владельца, с остальных возможно поражение левой руки стрелка или наконец намеченной цели. Итак, когда ружье разражается выстрелом, неприятности почти неминуемы.
К нам привели жертву одного такого несчастного случая: у почтенного охотника необъяснимым образом оказались разукрашенными шрамами правое предплечье, грудь, лицо и обе руки, а главное, поранен глаз. Раны были по три дюйма длиной, вздуты, как небольшие вулканы, и забиты несгоревшим черным порохом. Мы сделали все, что могли, и каким-то чудом, поскольку мало смыслили в медицине, сумели спасти глаз, но избавить пострадавшего от пожизненных шрамов и непрошеной татуировки мы были бессильны.
В результате изучения «анатомии, физиологии и поведения» этих мушкетов мной был издан строжайший закон: держать их на расстоянии не меньше трехсот ярдов от нашего лагеря.
Но время шло. Мы все больше постигали образ жизни окружавших нас животных, все больше сживались с нашими помощниками-африканцами, и я стал понимать, что мы теряем громадные возможности, не мобилизуя местное население на сбор коллекций. Содействие и помощь вождей и множества мелких тайных обществ дали результаты, на которые нам самим рассчитывать не приходилось. Но здесь имелись свои ограничения — сфера их влияния распространялась только на деревни и близлежащие охотничьи угодья. Покупка мелких живых существ у самых юных представителей африканского общества тоже была ограниченна. Поэтому мы поощряли регулярные вылазки охотников с мушкетами, гарантируя им покупку по высокой цене любой добычи — или для коллекции, или для котла.
Но существовало одно препятствие: получив хорошую цену за хорошую добычу, ни один африканец не отправится в дальний поход, пока не истратит все деньги. А так как деньги можно вложить и в покупку жены, которая обеспечит его всеми удобствами, возрастающими в геометрической прогрессии, то опасаться следующего «несчастливого стечения обстоятельств» у охотника не приходится. Кроме того, вам редко удается залучить его на постоянную работу: для этого он слишком важная персона и прекрасно сознает свою экономическую независимость.
Таким образом, нам, как в Древнем Египте, ничего не оставалось, кроме как положиться на «преданных рабов». После длительных размышлений и копания в недрах своих душ мы с Джорджем решили: может быть, власти посмотрят сквозь пальцы на то, что мы только разок одолжим наши ружья Басси и Бену, особенно если те умудрятся не перестрелять друг друга.
В тот же вечер мы занялись составлением каталогов и прочей писаниной. В лагере стояла тишина, а Бен и Басси уже давно растворились в ночной тьме, прихватив ружья и фонарь.
Вдалеке прогремел одиночный выстрел, и почти сразу же за ним последовал дуплет из обоих стволов. Небольшая пауза, и выстрелы загремели снова. Это продолжалось без перерыва, пока я с тоской не стал поглядывать на свое осененное противомоскитной сеткой ложе. Канонада не умолкала. Всем нам не терпелось взглянуть на богатую добычу, которую, очевидно, обещала наша новая идея, так что я решил ускользнуть из лагеря, чтобы принять участие в счастливой охоте.