Еще не осуществив своего замысла, я почувствовал, что нахожусь в весьма неустойчивом положении, а сучья подо мной чересчур ненадежны и тонки. Настало время звать на помощь. Я издал пронзительный и максимально близкий к фальцету вопль — насколько только можно было позволить себе кричать без риска свалиться в кромешную тьму. Бен или Басси, я надеялся, услышат меня: по моим соображениям, они находились где-то поблизости. Однако я совсем упустил из виду то обстоятельство, что выстрелы смолкли довольно давно. Не услышав ответа, я испустил еще более визгливый клич.
В ответ вокруг меня поднялось громкое курлыканье, чириканье и треск. Зацепившись локтем за какие-то сучья, я нашарил в кармане фонарь и посветил вокруг. Я и не подозревал, что угодил в такую опасную переделку. На некоторое время это отвлекло мое внимание, но вскоре я заметил движение каких-то теней вокруг и обнаружил, что попал в самую середину стаи спящих или очень сонных мартышек. Из всех неожиданных и поразительных встреч встреча со стаей подвижных мартышек в их родной стихии, может быть, самая удивительная. Почти ежедневно мы видели, как эти животные проносились над нами, словно привидения, бросались врассыпную по своим поднебесным тропинкам, находясь неизменно вне досягаемости и в полной безопасности от всяких «земных» врагов вроде нас. Но вот они передо мной, ошеломленные и жалкие, жмурящиеся от яркого света и еще меньше приспособленные к неожиданному пробуждению, чем член солидного клуба, хвативший лишнего за обедом.
В темноте животные совершенно беспомощны. Они метались, повизгивая и хныкая; матери прижимали к груди младенцев, а крупные самцы решительно крушили ветви, пробиваясь неведомо куда, словно вдруг начисто лишились чувства ориентации. Многие прыгали по сучьям, резко опуская головы к передним лапам и осыпая меня щебечущей бранью, причем уши и кожа на голове у них отодвигались назад самым устрашающим, хотя и достаточно уморительным образом. Это были белоносые мартышки (Cereopithecus nictitans). Несмотря на то что я испытывал глубокий интерес к их жизни и привычкам, наше общение вскоре прервалось — подо мной стали подламываться ветки; снова пришлось зажать фонарь в зубах и срочно позаботиться о собственной безопасности.
Это были пренеприятные несколько минут. Сук, за который я ухватился обеими руками, внезапно обломился, и я каким-то чудом повис вниз головой, зацепившись ногами, а мою грудь обхватывала крепкая лиана. Она оказалась моей спасительницей: я так долго из нее выпутывался, что глаза привыкли к слабому свету (фонарь упал вниз), и наконец я кое-как сполз по ней до других древесных канатов, по которым можно было спуститься на землю.
Я очутился на земле весь исцарапанный, в разорванной одежде, абсолютно потеряв чувство равновесия: земля уходила из-под ног, пока я искал фонарь. Чудом, при свете спичек, я отыскал его и пошел обратно в лагерь, который благополучно миновал в темноте. Наконец я вышел на узкую лесную тропинку и возвратился по ней прямо к нашему порогу. Вступив в яркий круг света керосиновых ламп, я увидел Бена и Басси.
— Эй, вы! — закричал я, позабыв о всех своих злоключениях. — Что вы принесли?
Ответом было хмурое молчание. Джордж поднял вверх что-то очень маленькое.
Поначалу я вовсе не мог понять, что это такое, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что это голова, лапки и передняя часть маленького зверька (нижняя часть отсутствовала).
— А на какой предмет, — вопросил я, — нам нужна половина мяса? — И все покатились со смеху.
Оказалось, Бен заметил в листве пару глаз и, тщательно прицелившись, выстрелил. Басси, присутствовавший при этом, видел, как глаза погасли и снова зажглись чуть пониже. Тогда он выпалил дуплетом. Но глаза как ни в чем не бывало остались на месте, и бравые охотники, уверенные, что наткнулись на какое-то неестественно живучее существо или спугнули привидение, продолжали палить почем зря. Сообразив, что расстреляли дроби больше, чем может поглотить уважающий себя дух предка, а глаза все еще сверкают на старом месте, они решили взобраться наверх. Должно быть, это происходило в то самое время, когда я пришел к подобному решению в другом месте.
Но в то время как мне повстречался живой потто, их искушал маленький лемур-ангвантибо, мертвой хваткой вцепившийся в тонкую ветку. Овладев добычей, они разжали крепкую, как тиски, хватку уже мертвых лапок, спустились на землю и поплелись в лагерь, окончательно убедившись, что игра не стоила свеч.
Это мрачное завершение полной увлекательных приключений ночи кое-чему нас научило. Теперь мы знали, что можно просто взобраться наверх к обитателям воздушного континента. Мы стали лазить на деревья и в результате сделали первые, как мне кажется, фотографии редких лемуров в их родной стихии. Мы видели своими глазами модные меха, весело разгуливающие среди ветвей, белок, играющих в чехарду, бесконечное множество других незабываемых картин.