– Знаешь что? Думаю, я наконец поняла, какой вклад в это дело можешь внести ты. Ты столько всего наговорил о Хадсоне и об этом концерте, что так и быть – это будет не сольное выступление, а дуэт. Музыкальные группы из братьев имеют бешеный успех.
– Что? – Голос Джексона вдруг стал таким высоким, что сейчас его могут слышать только сверхъестественные существа и собаки. – Ну нет. Ни за что. Я не стану этого делать.
– Станешь как миленький. – Я тычу пальцем ему в лицо. – По-моему, название «Братья Вега» звучит отпадно, разве нет?
– Это бред! Я даже не умею петь…
– Умеешь, и еще как, – поправляет его Флинт. – У тебя прекрасный голос.
Джексон вперяет в него испепеляющий взгляд.
– Давай, Джексон, – не унимаюсь я. – Разве теперь не твоя очередь сделать что-то для нашей команды,
– Я уверен, что сделал достаточно, если учесть, что я последний член Ордена, который все еще в игре, – огрызается он таким презрительным и высокомерным тоном, что Флинт отшатывается, как будто кто-то ударил его.
– Да, ты многое потерял, – говорю я, встав, чтобы подойти к той половине стола, за которой сидит он. – Но оглянись по сторонам. Каждый из сидящих за этим столом что-то потерял, кроме разве что Хезер. Но в этом деле она здесь, с нами, так что просто дай ей время. Флинт потерял ногу. Хадсон потерял девушку, которую любил несколько лет, когда ее у него забрал его брат, и едва не утратил рассудок, когда ему пришлось применить свой дар, защищая замороженный во времени Двор горгулий. Иден потеряла семью. Мэйси потеряла бойфренда и обнаружила, что отец лгал ей почти всю ее жизнь. Мы все потеряли кого-то или что-то, но мы все равно находимся здесь и стоим плечом к плечу. Мы все равно сражаемся, чтобы ты не стал
За столом воцаряется молчание, все уставляются на меня с таким видом, будто не верят своим ушам, и, если честно, я и сама не могу поверить, что сказала такое.
Обычно я не набрасываюсь на людей – особенно если речь идет о Джексоне, которого я обожаю, – но на этот раз он точно это заслужил. Мы все страдали. Нам всем было больно. И если у него с Флинтом сейчас сложности, это не дает ему права вымещать свою неудовлетворенность на нас.
Однако мы не можем сидеть здесь, глядя друг на друга, вечно, поэтому я прочищаю горло и пытаюсь придумать, как сдвинуть дело с мертвой точки.
Но прежде чем я успеваю найти решение, Джексон тоже прочищает горло и говорит:
– Ладно, но отпадным братом Вега буду я. А роль яйцеголового и немодного пусть играет он.
– Что ж, ты у нас «услада для взора», – цитирую я выражение того организатора концертов и сжимаю руку Джексона, благодаря его за помощь.
Когда Хадсон чуть слышно бормочет: «Надеюсь, его шевелюра не затмит мою», – все хохочут. И сразу же создается ощущение, что мы снова вышли на верную дорогу. Пусть она неровна, пусть вся изрыта ухабами, но мы стоим на ней твердо.
Что ж, пока что надо быть благодарными и за это.
Нам необходим этот момент непринужденной веселости и уверенности в своих силах. Ощущение того, что мы сможем сделать все, если будем делать это вместе.
Потому что есть одна вещь, о которой никто из нас пока не готов даже задуматься, – мы собираемся выманить из клетки голодную тигрицу, используя в качестве наживки сочный кусок мяса… Захочет ли она поболтать с нами прежде, чем набросится и перегрызет нам горла?
Глава 60
Мечты сделаны из таких, как мы
Через несколько минут наша встреча с Ниязом заканчивается, и мы расходимся по своим комнатам. Как только мы с Хадсоном открываем дверь, к нам бросается Дымка и, врезавшись в Хадсона, взбирается по его ноге и устраивается на груди.
Я ожидаю, что она будет корить его за то, что его так долго не было, но вместо этого она просто щебечет, тараторит что-то, чего я не понимаю. Хадсон, разумеется, кивает и улыбается, как будто понимает каждое слово, затем она выводит что-то вроде фиоритуры, отчего они оба ухмыляются.
Затем она похлопывает ладошками его щеки и, спрыгнув на пол, выбегает за дверь.
– Может, нам стоит пойти за ней? – спрашиваю я. – Она еще слишком мала, чтобы разгуливать по незнакомому городу в одиночку.
– Она в порядке, – заверяет меня Хадсон. – Она просто поест и немного погуляет. И через пару часов вернется.
Я удивленно уставляюсь на него.
– Ты же не мог сделать такой вывод из ее щебета. Ты же не говоришь на языке умбр… или как там это называется.
– Да, я на нем не говорю, – подтверждает он. – Но я очень хорошо научился различать, какие именно звуки она издает в то или иное время. Включая те, которые означают, что ей хочется есть.
Я хочу спросить его, что это за звуки, но затем решаю, что сейчас у него, наверное, нет желания изображать звуки маленькой умбры. А у меня нет желания их слышать. Тем более мне так хочется спать, будто от этого зависит моя жизнь.