Сокровище

– Ты уверен, что хочешь это сделать? – спрашиваю я самым угрожающим своим тоном – но не очень-то грозным, потому что мне сейчас слишком весело. Как говорится, важен не подарок, а внимание.

– Совершенно уверен, – надменно отвечает он, и его пальцы крепко обхватывают мои бедра.

Я с прищуром смотрю на него.

– Ты же знаешь, что тебе придется за это заплатить, не так ли?

– На это я и рассчитываю, – отзывается он и наносит ответный удар, быстрый и точный.

Выхватив из моей руки подушку, он отшвыривает ее в другой конец комнаты, переворачивает меня на живот и садится на меня верхом.

– Ну, что ты на это скажешь, Грейси-Вейси? – шепчет он мне на ухо.

– А что ты хочешь от меня услышать? – прикалываюсь я, двигая бедрами.

Его горячее дыхание обдает мое ухо, когда он бормочет:

– По-моему, сейчас тебе хочется запищать «спасите», хотя я согласен и на «сдаюсь» или, на худой конец, на белый флаг.

– Надо же. Как это любезно с твоей стороны.

Он пожимает плечами.

– Я вообще очень великодушен.

– Ну а я настроена очень решительно. – И с этими словами и напрягаю всю свою силу, чтобы мы оба скатились с кровати и очутились на полу.

– Я уверен, что мы здесь уже бывали, – замечает он, когда я приземляюсь на него.

– Да, но на сей раз я сверху.

Я стискиваю коленями его бедра, сжимаю его запястья и вытягиваю его руки над головой – настолько, насколько могу дотянуться.

– Похоже, ты меня победила, – шепчет он, и в его лукавых синих глазах светится интерес.

– Да, похоже на то, – соглашаюсь я. – Теперь остается один вопрос: что мне с тобой делать?

– У меня есть кое-какие мысли на этот счет… – Он вдруг замолкает, потому что как раз в эту секунду проснувшаяся Дымка издает громкий сердитый вопль из ящика, вытащенного из комода.

Несколько секунд, и она вылезает из него и возмущенно чирикает, глядя на нас. Затем подходит к открытому окну и выскальзывает в ночь.

– Может, нам пойти за ней? – спрашиваю я, пытаясь встать.

Но Хадсон хватает меня за бедра и удерживает на месте.

– Тиола сказала мне, что она уходит из дома каждый вечер. Хотя она еще мала, ей нравится охотиться по ночам с другими умбрами.

– Как и прежде. – Я улыбаюсь ему.

Он отвечает мне такой же улыбкой.

– Да, как и прежде.

И в эту минуту мне кажется, что все в мире устроено правильно и справедливо.

Должно быть, его тоже охватывает такое чувство, потому что он зарывается пальцами в мои кудри и медленно, мягко, но неумолимо притягивает мое лицо к своему.

– Ты так прекрасна, – шепчет он.

– Но не так прекрасна, как ты, – шепчу я в ответ.

Он кладет руку мне на затылок и притягивает меня все ближе, покрывая поцелуями край моей челюсти.

– Думаю, каждому из нас придется остаться при своем мнении.

– Меня это устраивает. – Я вздыхаю и закидываю голову назад, чтобы ему было удобнее.

Он улавливает намек и царапает клыками чувствительную кожу под моим ухом, затем медленно делает то же самое с моим горлом и доходит до ключицы.

Внутри меня вспыхивает жар, словно восход солнца, пробегая по моим нервным окончаниям и расплавляя меня изнутри. Мои руки вцепляются в его плечи, тело выгибается, и я притягиваю его ближе.

Мне кажется, что прошла целая вечность с тех пор, как он так обнимал меня, так касался меня. И хотя я знаю, что он делал это лишь вчера вечером, в замке Двора Горгулий, с тех пор столько всего произошло. Но я сейчас не думаю об этом, а думаю только об одном – могу думать только об одном – о Хадсоне.

О его рте. О его руках. О его душе. Я хочу его. Более того, он мне необходим.

Я немного сдвигаюсь с места, чтобы он мог сесть. Затем до отказа наклоняю голову набок в безмолвном призыве.

Он в ответ только стонет и языком прокладывает себе путь до бьющейся жилки у основания моей шеи.

Трепет наслаждения пробегает по моей спине, проника-ет в мои нервные окончания, в мои клетки, пока во мне не остается ни одного уголка, который бы не тянулся к нему. Который бы не пылал от желания, потребности в нем, любви к нему.

Во мне столько любви, что я больше не могу удерживать ее в себе. Столько любви, что она выплескивается из меня и окутывает Хадсона, притягивая его все ближе.

Она оплетает нас так тесно, что в конце концов я могу ощущать только его и он становится единственным, что я могу слышать, осязать и обонять. Он царапает клыками точку, где бьется мой пульс, снова и снова, и я выгибаюсь, дрожу, горю, жажду его.

– Пожалуйста, – прерывисто шепчу я, будто молясь. – Пожалуйста, Хадсон. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

Он снова царапает клыками мою кожу. И я снова дрожу и выгибаюсь, пытаясь прижаться к нему еще теснее. В эту минуту я бы забралась внутрь него, если бы могла. Вот как отчаянно мне хочется ощутить его всего, завладеть им всем.

Все прежние заботы сгорают в лучах этой сверхновой, превращающей мою плоть и внутренности в золу.

– Пожалуйста, – повторяю я, только на этот раз это звучит не как призыв, а как приказ.