– Ничего это не бред! – возражаю я. – Эта статуэтка просто улет. Они даже смогли повторить твою прическу.
– Ничего подобного. – Его тон не допускает возражений, но когда меня это останавливало?
– Они изобразили ее совершенно точно, – не унимаюсь я. – Теперь мне остается только попросить тебя позировать для меня.
Одна его бровь взлетает вверх.
– Позировать для тебя?
Это звучит не как вопрос, а как выражение ужаса – так что мне становится еще труднее сдерживать смех.
– Да ладно тебе, – настаиваю я. – Прими эту позу.
На тот случай, если он сделает вид, будто не понимает, о какой позе я говорю, я копирую позу статуэтки. Гордо поднятая голова, расправленные плечи, выпяченная грудь, упертые в бока руки.
Теперь он вскидывает уже обе брови.
– Ты что, пытаешься изобразить Супермена?
– Нет, я просто повторяю позу, в которой здесь изображен ты, и ты это знаешь! – парирую я. – Давай. Прими эту позу ради меня. Один-единственный раз.
– Ну уж нет.
– Пожа-а-а-алуйста, Хадси-Вадси.
На его лице отражается смятение.
– Как ты меня назвала?
– Хадси-Вадси? – Я изображаю самую очаровательную улыбку.
–
– Клянусь, что не буду – если ты примешь для меня эту позу.
Он качает головой, подходит к комоду и выдвигает один из ящиков.
– Ничто на этой планете не заставит меня принять эту позу.
Он вытаскивает ящик целиком, подносит его к кровати, ставит его на пол, снимает с кровати одну из подушек и бросает ее в ящик.
– Ничто? – повторяю я, округлив глаза.
– Абсолютно ничто, – подтверждает он и, сев на корточки, осторожно кладет спящую умбру на подушку. Она издает тихие гнусавые звуки, но спокойно устраивается на подушке, продолжая крепко спать.
– Ничего. – Я небрежно пожимаю плечами. – Если я подожду достаточно долго, то это получится у тебя само собой.
Он встает с пола и выпрямляется.
– Ни под каким видом. Я никогда не приму эту позу.
– О нет, примешь как миленький. Да, ты никогда не выпячиваешь грудь так, как она выпячена у этой статуэтки, но что касается остального, то это точная копия твоей…
Я замолкаю, потому что у меня пресекается дыхание, когда Хадсон бросается ко мне и валит меня на кровать.
– Возьми свои слова обратно, – говорит он, придвинув свое прекрасное лицо к моему.
– Какие слова? – невинно спрашиваю я.
Он щурит глаза.
– Грейс.
Я тоже прищуриваюсь.
– Хадсон.
– Ты действительно хочешь поиграть в эту игру? – Одной большой рукой он сжимает мои запястья.
Я выгибаюсь, двигаю бедрами, делая вид, будто пытаюсь сбросить его с себя. Но мне было бы очень нелегко сбросить с себя даже обыкновенного парня такого роста и сложения, как Хадсон. А сбросить с себя вампира, да еще такого, который не имеет ни малейшего желания куда-то уходить? Это вообще невозможно.
И это еще до того, как он прижимает мои запястья к кровати над моей головой.
– Возьми свои слова обратно, – повторяет он, садясь на меня верхом.
– Или что? – спрашиваю я, решив не сдаваться.
Он не отвечает, несмотря на дьявольский блеск в глазах. Вместо этого он только улыбается своей самой очаровательной улыбкой.
И тут я понимаю, что попала.
Глава 43
Горячие теневые ночи
Первым делом Хадсон подсовывает свободную руку под мое тело.
– Нет, – бормочу я, корчась от смеха. – Нет, нет, нет!
Но он не обращает на мои протесты никакого внимания, и его пальцы скользят все ниже по моему боку.
– Не смей! – визжу я, округлив глаза.
Но уже поздно. Он нащупал тайное место на моем правом бедре, о котором я никому не рассказываю.
Он обнаружил его несколько месяцев назад и с тех пор с удовольствием мучит меня. Всякий раз, когда он щекочет его, я не могу удержаться от смеха.
Я начинаю хихикать, едва его пальцы касаются этого чувствительного места, и тогда он начинает щекотать его всерьез, так что от смеха у меня выступают слезы.
– Перестань! – выдыхаю я, когда больше не могу терпеть. – Перестань, пожалуйста…
Он не полный изверг, поэтому он сразу перестает, дает мне отдышаться, но затем, когда я начинаю думать, что пытка окончена, начинает снова.
Из плюсов можно назвать то, что теперь я так яростно вырываюсь, что ему приходится отпустить мои запястья, и я нащупываю пальцами край подушки. Схватив ее, я изо всех сил обрушиваю подушку на него.
Она с приятным глухим шлепком врезается в его лицо. Хадсон изумленно крякает, и, когда он инстинктивно отстраняется, я пользуюсь передышкой и колочу его подушкой по лицу, груди, плечам.
Он смеется и пытается снова меня щекотать, но на этот раз я готова и что есть сил бью его подушкой в бок.
Удар не причиняет ему боли – для этого подушка слишком мягкая, – но это заставляет его раздвинуть колени, которыми он сжимает мои бедра. Мне этого достаточно.
Я сталкиваю его с себя, не переставая нещадно колотить подушкой. А когда он перекатывается на спину и вытягивает руки в попытке перехватить подушку, я пользуюсь случаем и сажусь на него верхом.
Когда он вцепляется в мои бедра, чтобы сбросить с себя, я поднимаю подушку над головой, изображая угрозу.