— Не подходите!
— Что случилось?
Его тон был настойчивым, как и всегда, но в глазах показался испуг.
Я метнула быстрый взгляд в сторону дверей.
Добежать не успею. Как бы быстро ни бежала, не успею… А река мелкая, не скроет всю меня. Крепко стиснула челюсти, обхватила себя за плечи, чувствуя, как отяжелели конечности. И не придумала ничего лучше, как нырнуть в свободное стойло.
Закрыла дверцу и рухнула в сено. Ноги онемели — я перестала чувствовать их. Ткань затрещала по швам, боль парализовала полностью, и, предчувствуя вспышку света, я сильно зажмурилась.
Одно короткое мгновение — и боль резко спала. Свет померк, а хвост, разорвав штаны, дрогнул, как назло напоминая о своем существовании…
— Мира… — тревожный голос магистра прорвался сквозь шум, заложивший уши.
Слух стал гораздо острее, чем был раньше, особенно чувствительным. Возможно, под влиянием накатившего, как громадная волна, страха. Я внезапно четко услышала шаги. Приближающиеся к стойлу шаги.
— Стойте! — вскричала, выставив перед собой руки, будто мужчина мог увидеть этот беспомощный жест.
Лошади в стойлах испуганно или, должно быть, с возмущением зафыркали. Шаги прекратились, но я была уверена, что ректор замер где-то совсем рядом.
— Расскажи, что случилось, — удивительно спокойно продолжил он. — Я помогу, только…
Еще один тихий, осторожный шаг, но я услышала его четче, чем колотящееся в безумии сердце.
— Прошу вас! Не подходите!
Уловила, что он замер. И даже увидела из-за перегородки его голову, но он не смотрел на денник, в котором я спряталась. Взгляд его был обращен к амбарным дверям, словно он намеренно не желал смотреть в мою сторону.
Пользуясь этой краткой заминкой, я приподнялась на локтях и отползла к двери стойла. Подтянуть к себе хвост никак не получалось: большой и тяжелый, он был крайне неповоротлив и непослушен на суше. Быстро забросала его сеном на случай, если магистру очерствеет мое странное поведение.
— Мирабель, — вновь позвал он, но в этот раз почти что шепотом.
— Прошу, директор... Не заходите.
Слезы тяжелым комом застряли в горле. Руки дрожали, пока тянулись к поясному мешочку и вытаскивали маленький флакончик с оборотным зельем.
— Позволь мне…
— Нет! — перебила его — грубо и резко, что совсем не хотелось. — Умоляю. Уйдите отсюда.
Прижавшись спиной к двери, откупорила заветный, но столь ненавистный в это мгновение флакон и залпом выпила содержимое, даже не скривившись от ужасной на вкус жидкости.
— Не заходите, — повторила еще раз, крепко сжав в руке пустой пузырек.
— Хорошо, Мира. — Голос прозвучал близко. Так пугающе близко, что сердце забилось еще быстрее, еще отчаяннее, а пальцы сжимали так сильно, что заболели костяшки. — Я не зайду.
Я надеялась услышать, как он уходит, но вместо этого раздался какой-то неясный шорох, и дверца денника неожиданно дрогнула. Дыхание сперло, и я зажала себе рот, боясь закричать, когда дверь откроется.
Но все вдруг затихло. Стало слишком тихо. Настолько, что я не слышала ничего, кроме яростного стука собственного сердца.
— Магистр?..
— Да, Мира? — послышалось прямо за дверцей.
Кажется, мужчина сел на пол и так же, как и я, прислонился спиной к перегородке.
— Почему вы не уходите? — спросила сипло. Чуть повернулась, прижалась ухом и щекой к дереву.
— Хочу убедиться, что ты в порядке.
— Я в порядке. Просто… Мне нужно побыть одной. Оставьте меня.
— Я не уйду.
— Ну пожалуйста… Не нужно ждать.
Мне хотелось добавить, что неизвестно, сколько потребуется ждать. В прошлый раз зелье подействовало не сразу: на это потребовалось несколько часов. Но я промолчала, больно закусив губу. Любое слово может привести к тому, что я буду раскрыта. Впрочем, наверняка он и без моих оправданий догадывается, что я либо чокнутая, либо что-то скрываю…
— Заходить не буду. И смотреть тоже. Успокойся, а после мы поговорим.
Этого я и боюсь. Разговора. Если он начнется, если я выйду и встречу постоянно испытывающий взгляд, то не смогу больше молчать. Это трудно. Очень трудно скрывать правду.
Но пока магистр молчал. Я и сама не спешила начинать говорить, страшась, что одно неосторожное слово прольет свет на правду. Так мы и сидели — в тишине, прерываемой лишь редким ржанием лошадей и шорохом в стойлах. Порой становилось невероятно тихо, и мне чудилось, что помимо то торопливого, то слабого стука своего сердца я слышу ровный стук сердца магистра. Но эта звуковая иллюзия быстро испарялась, и конюшню заполняло фырканье лошадей.
Вскоре с улицы повеяло прохладой. Запах сена смешался с запахом приближающегося дождя. Хвост, укрытый сеном, чуть задрожал, пальцы стали холодными, и я поднесла их к губам, обдала дыханием.
Внезапно дверь снова дрогнула. Я замерла, прислушиваясь.
Наверное, мужчина поднялся. Я услышала удаляющиеся шаги, но промолчала, не решилась останавливать его. Будет лучше, если он уйдет. А после того как превращусь и вернусь в академию, я…
Нет, я не знаю, что скажу ему. Ни одно, даже гнусно лживое оправдание на ум не приходило.