Сцена продолжалась не более секунды. Лицо Лебика приняло свойственное ему бессмысленное выражение, и он расхохотался.
— О, да, левша, — подтвердил он, — жаль, славное было вино!
Бералек понял, что надо спасать положение.
— Ну, любезный, что же ты натворил? Если вино было действительно хорошим, то оно было бы весьма кстати, у братца Порника пересохло во рту.
— Бутылка выскользнула у меня из рук.
— Ну-ну, не браните моего бедного Лебика, — сказала, смеясь, Лоретта, — он живо исправит все, вытрет пол и принесет из погреба еще бутылку, пока вы будете распивать ту, которая сохранилась.
Склонив голову, аббат молча рассматривал бедственное положение своей одежды. Потом он невольно перевел взгляд на ноги гиганта. При виде их он подпрыгнул от изумления.
— Ого, — сказал он выпрямляясь.
— Что? — грубо сказал Лебик.
Не отвечая ему, аббат быстро сказал Лоретте по-бретонски, делая вид, что обращается к Ивону.
— Удалите, пожалуйста, на минуту этого человека.
Ивой сказал Лебику:
— Знаешь, о чем ворчит кузен?
— Нет, — недоверчиво ответил гигант.
— Он твердит, что вину место в желудке, а не на одежде.
Лоретта подошла к слуге.
— В таком случае, — кротко сказала она, — сжалься над этим пьяницей и сбегай поскорее за другой бутылкой, захвати также тряпку, чтобы вытереть пол.
Лебик недоверчиво посмотрел на хозяйку, но не заметил ничего подозрительного.
— Хорошо, иду, — ответил он.
Слуга ушел.
— Я дал два промаха, — сказал аббат. — Один раз, выругав его на чистом французском языке, второй, — упомянув имя Баррасена, так его поразившее, что он выпустил бутылку из рук.
— Вы полагаете, что это имя так его поразило? — спросил Бералек.
— Больше того, я уверен, что Баррасен и Лебик — это одно и то же лицо! Но больше того, я теперь уверен, что есть еще один человек, знающий об этом сокровище.
— Объясните, — попросил Ивон.
Шевалье налил вина в стакан и выплеснул его содержимое в камин.
— Он слишком долго копался в погребе. Скорее всего он подмешал в вино свое снадобье. Увидав мокрые стаканы, он подумает, что мы выпили.
— Но я слышу его шаги на лестнице, — заметил аббат.
— А история Баррасена? — спросила Лоретта.
Я расскажу ее на бретонском, называя его Жаком, — ответил аббат.
Лебик вошел, запыхавшись от быстрого бега.
— Как видите, я не копался.
— Как ты ни торопился, а мы тебя обогнали, — весело сказал Ивон, указывая на пустую бутылку.
— Вы празднуете свое выздоровление?! Смотрите, вы еще слабы, и вино может на вас плохо подействовать.
«Скотина, — подумал Бералек, — хорошо, что я вылил вино».
— Лебик, — сказала вдова, — если ты устал, можешь идти, тебе ведь рано вставать.
— Мне надо дождаться, когда уйдет эта трещотка, чтобы закрыть дверь, — возразил гигант.
— Это верно, — вдова боялась настаивать на своем.
Она опять уселась за шитье.
— Так расскажите же нам, аббат, историю этого «героя», называйте его Жаком, и пусть негодяй прислушивается!
— Когда я был в парламенте, туда залез вор, я не видел его лица, но запомнил его ноги, а на большом пальце правой руки у него был глубокий рубец.
В эту минуту Лебик, немного всхрапнувший, сказал все еще вышивавшей Лоретте:
— Я поднесу чарочку этому болтуну, может, это заставит его убраться поскорее.
Он открыл бутылку и наполнил стаканы. Они одновременно посмотрели на его руку и увидели на большом пальце застарелый, глубокий шрам.
Аббат продолжал свой рассказ:
— Он столкнулся с регистратором и выскочил из здания. «Что это за человек?» — спросил я того. «Неужели вы не знаете? Его имя вписано в историю нашей революции. Это каторжник, которому было поручено убирать тюрьму Марии-Антуанетты. Позднее Фукье Тинвилль пользовался его услугами для шпионажа в тюрьмах, и теперь он знает слишком много, его хотят убрать, но он все время проникает сюда, хотя это для него небезопасно».
Аббат посмотрел на часы.
— Уже одиннадцать, я ухожу, приду завтра, ночью продумаю варианты.
От шума передвигаемых стульев Лебик проснулся.
— Разве ваш кузен не хочет выпить на прощанье? — спросил он Бералека, указывая на полные стаканы с вином, принесенным из погреба во второй раз.
Ивон припомнил, что во второй раз Лебик очень быстро вернулся, следовательно, вряд ли он мог успеть разбавить вино своим снадобьем.
— Кузен охотно выпьет на прощанье, только уж и ты не откажись выпить с нами, иначе он станет твоим врагом. Подай-ка свой стакан, любезный!
— С удовольствием, — воскликнул Лебик, поднося два стакана одновременно.
— Голубчик, уж не из двух ли стаканов сразу ты намерен пить?
— Может, и госпожа выпьет немного за здоровье вашего родственника?
Лоретта посоветовалась взглядом с Ивоном.
— Ну, — сказала она, — так и быть, один раз не в счет…
Четыре стакана поднялись вместе, но Лебик вдруг подошел к креслу, где стоял фонарь, с которым он ходил в погреб, и произнес:
— Подождите, мне сначала надо засветить фонарь, чтобы проводить вашего брата.
Ивон поспешно отдернул руку аббата, подносившую стакан ко рту, и оба быстро вылили вино в камин, прежде, чем Лебик обернулся. Лоретта, сидевшая дальше, выпила свой стакан, и Бералек вздрогнул от беспокойства за нее, но потом успокоился.