Сокровище семи звезд

Надпись на стеле сама по себе выглядела настолько восхитительно, что привлекла бы внимание всякого, в любое время и в любом месте, но вы даже вообразить себе не можете, какое впечатление она произвела на нас с мистером Трелони. Мы были не первыми, кто ее видел, но первыми, кто смог понять значение иероглифов, с тех пор как почти пять тысячелетий назад вход в гробницу оказался закрыт каменной плитой. Именно нам выпало великое счастье прочитать послание мертвой царицы. Послание той, которая восстала против древних богов и, по ее утверждению, подчинила их своей власти в ту пору, когда жрецы полагали себя единственными, кто умел возбуждать в богах трепет или добиваться их благосклонности.

Стены верхнего зала и погребальной камеры с саркофагом были сплошь покрыты резными письменами – и все они (кроме иероглифов на стеле) были окрашены голубовато-зеленым пигментом, по цвету более всего напоминавшим старую индийскую бирюзу, поблекшую от времени.

Мы спустились в шахту с помощью принесенных с собой веревок – сначала мистер Трелони, потом я. Шахта оказалась глубокой, свыше семидесяти футов, и не была засыпана камнями. Коридор внизу – более длинный, чем обычно, – наклонно шел к погребальной камере. Вход в нее не был замурован.

Там мы обнаружили огромный саркофаг из желтого камня. Описывать его нет необходимости: вы видели его в комнате мистера Трелони. Крышка саркофага лежала на полу. Никаких следов цемента или иного скрепляющего вещества на ней не имелось, и вид ее в точности соответствовал описанию ван Хайна. Излишне говорить, что нами владело чрезвычайное волнение, когда мы приблизились к каменному гробу и заглянули в него. Но одно обстоятельство несколько разочаровало меня. Я не мог не подумать о том, что глазам голландского путешественника предстало куда более поразительное зрелище, когда он, заглянув внутрь, увидел белую семипалую руку, лежавшую, как живая, на погребальных пеленах. Впрочем, из-под бинтов и теперь выступало предплечье – желтовато-белое, цвета слоновой кости.

Однако мы испытали другого рода потрясение, какого ван Хайну пережить не пришлось! На конце предплечья темнела запекшаяся кровь! Как будто тело кровоточило после смерти! Все запястье покрывала бугристая кровяная корка, сухая и черная, из которой торчала белая кость, подобная опаловому камню в материнской породе. От крови, когда-то излившейся из руки, на коричневых пеленах остались ржавые пятна. Получив столь наглядное подтверждение рассказу голландского путешественника, мы уже не сомневались, что и про все прочее: и про кровь на оторванной кисти, и про отпечатки семи пальцев на горле задушенного шейха – он поведал чистую правду.

Не стану утомлять вас подробным описанием всего, что мы там увидели, или вдаваться в пространные объяснения, откуда мы почерпнули сведения, которые, в конце концов, стали нам известны. Что-то мы уже знали из ученых трудов по египтологии, а что-то узнали из надписи на заупокойной стеле и из скульптурных изображений и иероглифических рисунков на стенах гробницы.

Царица Тера принадлежала к Одиннадцатой, или Фиванской, династии египетских фараонов, правившей с двадцать девятого по двадцать пятый век до Рождества Христова. Будучи единственным ребенком, она унаследовала престол от своего отца Антефа. Должно быть, Тера сызмала отличалась сильным характером и незаурядными способностями, ибо уверенно вступила во власть еще совсем юной девушкой, вскоре после безвременной кончины отца. Молодость и пол нового правителя подстрекали к решительным действиям честолюбивых жрецов, которые к тому времени благодаря своему богатству, знаниям и великой численности приобрели огромное влияние во всем Египте, а особенно в Верхнем. Они уже тайно подготовились к тому, чтобы осуществить свой давний дерзкий замысел, а именно отнять верховную власть у фараонов и забрать ее в свои руки. Но фараон Антеф, предвидя нечто подобное, заблаговременно обеспечил дочери полную поддержку армии. Он также обучил Теру основам государственного управления и даже позаботился о том, чтобы она проникла в тайны жреческого искусства. Он использовал в собственных интересах разногласия между отдельными культами; приверженцы каждого из них рассчитывали извлечь выгоду из могущества фараона или, впоследствии, из своего влияния на его дочь. Таким образом, Тера выросла в окружении ученых мужей и искусных писцов; вдобавок она сама обладала незаурядным художественным даром. Многое из этого нам поведали превосходно выполненные рисунки и иероглифические знаки на стенах гробницы, и мы пришли к выводу, что немалую часть из них начертала сама царица. Недаром в письменах на заупокойной стеле она именуется покровительницей искусств.