Сокровище семи звезд

Что касается меня, я испытывал странное облегчение. Я согласился с доводом мистера Трелони, что, если царица Тера и впрямь такова, какой мы ее себе представляем (теперь уже без тени сомнения), она не станет нам противодействовать, ибо мы в точности выполняем все ее желания. На душе у меня стало спокойно – гораздо спокойнее, чем я считал возможным еще недавно, – но я никак не мог избавиться от других неприятных мыслей. В первую очередь меня по-прежнему волновало странное состояние Маргарет. Если в ней и правда попеременно пребывают две разные личности, что будет, когда они сольются в одну? Я напряженно обдумывал этот вопрос снова и снова, пока тревога моя не возросла до того, что я чуть не начал вскрикивать от нервного напряжения. Меня нимало не утешала мысль, что саму Маргарет такое положение дел вполне устраивает и ее отец тоже ничего не имеет против. Любовь, в конце концов, чувство эгоистичное, и она отбрасывает черную тень на все, что сама же и заслоняет от света. Мне чудилось, будто я слышу, как стрелки часов движутся по циферблату, круг за кругом. Ни на миг не отвлекаясь от своих тяжких раздумий, я наблюдал, как ночная тьма постепенно превращается в полумрак, полумрак сменяется бледной предрассветной мглой, а та рассеивается в первых лучах зари. Наконец, когда приличия уже позволяли встать без боязни потревожить сон других, я поднялся и на цыпочках прошел по коридору, проверяя, все ли в порядке: мы договорились оставить двери наших комнат приоткрытыми, чтобы любой шум, раздавшийся в какой-либо из них, был отчетливо слышен во всех прочих.

Все еще спали. Из-за каждой двери до меня доносилось ровное дыхание, и я возрадовался всем сердцем, что эта тревожная ночь прошла благополучно. Вернувшись к себе, я упал на колени, вознес к Небесам пламенную благодарственную молитву – и только тогда осознал всю глубину своего страха. Я тихонько вышел из дому и спустился к воде по вырубленным в скале ступеням. Долгий заплыв в холодном прозрачном море успокоил мои нервы и вернул мне присутствие духа.

Поднимаясь по ступеням обратно, я видел скалы на другом берегу залива, уже позолоченные солнцем, которое вставало у меня за спиной. Отчего-то во мне опять зародилось смутное беспокойство. Все вокруг казалось слишком уж ярким, как иногда бывает перед бурей. Я остановился, любуясь чудесным морским пейзажем, и тут на плечо мне мягко легла чья-то рука. Обернувшись, я увидел Маргарет, такую же ослепительно прекрасную, как лучезарное утреннее солнце! И на сей раз это была моя Маргарет! Моя прежняя Маргарет, без всякой примеси другой личности. И тогда я подумал: ну ладно, по крайней мере этот последний, роковой день начался хорошо.

Но – увы! – радость моя была недолгой. Когда мы после прогулки среди окрестных скал вернулись в дом, все опять повторилось в точности как вчера: сначала мрачность и тревога, потом надежда и пылкое воодушевление, глубокое уныние – и, наконец, отчужденное равнодушие.

Но сегодня нам предстояло изрядно потрудиться, и мы энергично взялись за работу, которая сама по себе была лучшим лекарством от тягостных мыслей.

После завтрака мы все спустились в пещеру, где мистер Трелони еще раз тщательнейшим образом проверил расположение всех собранных там предметов, объясняя по ходу дела, почему каждый из них размещен именно так, а не иначе. С собой он принес толстенные рулоны бумаги с точными чертежами, письменами и рисунками, воссозданными по черновым наброскам, которые в свое время сделал вместе с Корбеком. По его словам, там содержались все до единого иероглифические изображения, что покрывали стены, потолок и пол гробницы в долине Чародея. Даже если бы у нас не было общей схемы расположения предметов, выполненной в строго рассчитанном масштабе, мы в конечном счете сумели бы разместить их должным образом, внимательно изучив зашифрованные письмена и символы.

Мистер Трелони объяснил и некоторые другие вещи, никак в бумагах не отраженные. В частности, сообщил нам, что выемка в столике из гелиотропа совпадает по форме с нижней частью волшебного ларца, а значит, там он и должен стоять. Сам же столик надлежало разместить так, чтобы каждая его ножка, обвитая уреем особого вида, встала рядом с изображением такого же урея, нарисованного на полу и указывавшего на нее своей головой. Еще он сказал, что мумия, лежавшая на возвышении, вытесанном в дне саркофага в точном соответствии с ее очертаниями, должна быть обращена головой на запад, а ногами на восток, дабы свободно вбирать в себя естественные земные токи.