Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора

– Французские палачи умеют развязывать языки, – с надеждой промолвил советник и вернулся к прежней теме разговора. – Собственно, тебе достанутся замки и дома тамплиеров, мельницы и земельные угодья, их леса и виноградники… А пока Франция должен видеть тебя рядом с Карлом.

– Моему брату нужно не сочувствие, а деньги. Он научился плодить детей, мои племянники и племянницы рождались почти ежегодно, но без моих денег Карл не смог бы их прокормить. Подозреваю, у него нет средств, чтобы устроить приличные похороны супруги.

– Сир, а ведь это – чрезвычайно разумная мысль! – воскликнул осененный советник. – Почему бы нам не занять денег у храмовников под благовидным и правдоподобным предлогом: на похороны Екатерины де Куртене. Взять нужно как можно больше – ведь отдавать все равно не придется. И отказать Жак де Моле не сможет.

– После того как мы не вернули предыдущий долг? – сомнения (вполне уместные) овладели мыслями Филиппа Красивого.

– Мы же будем просить деньги на погребение. На подобную нужду не сможет отказать не только Жак де Моле, но и всякий добрый христианин.

Гийом де Ногаре был, конечно, прав, но идея не вызвала особого воодушевления у короля. Просить Филипп не любил, и потому без особой надежды предложил советнику:

– Может быть, тебя, Гийом, и отправим к храмовникам за очередным золотом?

– Сир! Я бы с удовольствием… но простой рыцарь не может рассчитывать и на десятую часть той суммы, которую вручат королю по первому же намеку.

– Когда мне лучше обратиться к великому магистру? – Король и сам осознал, что задал глупейший вопрос. В глубине души Филипп надеялся оттянуть неприятный визит; ведь придется просить деньги у человека, которого он же замыслил уничтожить в ближайшее время. При всем множестве неблаговидных поступков, им совершенных, Филипп не смог полностью избавиться от чувства, именуемого совестью – недаром в его красивом теле находилось некоторое количество крови Людовика Святого.

Гийом де Ногаре не оставил ни малейшего шанса на отсрочку:

– Немедленно, сир. А потом с частью полученной суммы к брату Карлу – помочь с похоронами. – Гийом де Ногаре, словно оправдываясь за то, что озадачил короля, смущенно добавил: – Ничего не поделаешь, сир, так необходимо сделать.

– Да может ли король хотя бы минуту делать то, что хочется, а не то, что кому-то зачем-то надо, – проворчал Филипп.

Великий магистр стоял на коленях и молился. Перед ним лежало расстеленное на столе белое одеяние. Вошедший король застал Жака де Моле именно в таком положении. Никто из братьев не посмел остановить Филиппа Красивого, чтобы предварительно сообщить великому магистру о его визите.

Монарху показалось, что Жак де Моле обращается с молитвой не к иконе в углу кельи и даже не к Распятию на столе. Великий магистр склонился над непонятной одеждой, которую не встретить на плечах франка.

То был древний иудейский хитон, но его истинную цену не мог знать тот, кто не был знаком с его историей. Одеяние было подарено Иисусу царем Иродом; именно в нем Спаситель шел Своей последней земной дорогой – на Голгофу. Чудесным образом хитон достался Понтию Пилата – в тот момент, когда прокуратор осознал, что по его вине погиб не просто человек, но Сын Бога, когда римлянин с помутившимся рассудком желал только собственной смерти. Обретенный хитон стал знаком, что прокуратор Иудеи прощен.

С тех пор потомки Понтия Пилата более тысячи лет хранили и берегли одеяние Господа, а он спасал род прокуратора среди величайшего хаоса, временами накрывавшего мир. Они видели гибель Иерусалима, осажденного легионами Тита, на их глазах под напором варваров пал Рим, гордо именовавшийся Вечным городом; все изменилось за тысячу лет на земле: исчезли города, державы и народы, появились новые. Лишь Тот, Который был предан позорной казни в окружении разбойников, не только продолжал жить в сердцах людей, но покорял все новые народы и племена – не силой оружия, а только словом – Благой Вестью. Хитон Спасителя был величайшей ценностью для этой небедной римско-иудейской фамилии. Многие члены рода задумывались о том, справедливо ли одним им обладать вещью, касавшейся земного тела Христа. Но находилось оправдание, ведь хитон достался семье Пилата по законному праву наследования, и если за столько столетий они не лишились реликвии, значит, так угодно Господу. Такое положение вещей сохранялось очень долго, но не вечно.

Настал час, когда в живых остался последний потомок Понтия Пилата; передать хитон было некому…